Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш - [3]

(пленных). Важным побудительным мотивом в их воинственной политике, как и у Кучума, было желание отомстить русским за его свержение и пленение некоторых его сыновей.

Лишь изредка, на фоне усиления мятежных настроений среди народов Западной и Южной Сибири, возникал призрачный шанс на одоление русских, изгнание их из края и возрождение «Кучумова царства». Но все восстания рано или поздно угасали, власти наводили порядок, злоупотребления местных управленцев на время уменьшались, и Кучумовичи снова оказывались без сколько-нибудь заметной поддержки.

По всем этим основаниям я вынужден признать, что подзаголовок книги оказался не вполне соответствующим действительному положению вещей. Но, что называется, для красоты слога я решил все же оставить его.

Основной же заголовок — «Сибирский юрт после Ермака» в общем адекватен исторической ситуации. Хотя в собственном смысле юрта, т. е. фиксированной, закрепленной территории проживания и кочевания, у изгнанного хана и его отпрысков после основания города Тары в 1594 г. тоже не было (до того в течение 12 лет Кучуму еще удавалось удерживать часть своих южных владений)[12]. Они часто перемещались с места на место в зависимости от военной и политической ситуации, возможности прокормления, степени поддержки со стороны покровителей-калмыков и «подданных», число которых постоянно менялось. Однако официально «Сибирское царство» после свержения Кучума продолжало существовать, просто его правителем теперь считался московский царь. (Таким же статусом обладали и другие завоеванные татарские юрты — Казанское и Астраханское «царства».) На протяжении конца XVI–XVII в. определенно просматривается некоторая условная автономия трех восточных «царств» в составе России. Эти территориальные образования дожили до петровских областных реформ начала XVIII в., когда уступили место губернскому и провинциальному делению.

Во время работы над книгой, испытывая палеографические трудности при чтении некоторых архивных документов и сталкиваясь с малознакомыми для меня сюжетами (русское судостроение XVII в., традиционная калмыцкая этнография и др.), я пользовался любезными советами и консультациями квалифицированных историков: Б.А. Азнабаева, Э.П. Бакаевой, И.В. Ерофеевой, Д.В. Лисейцева, А.В. Малова, П.Н. Петрова, Н.М. Рогожина. Специалисты по истории Сибири XVII в. Н.И. Никитин и Е.В. Вершинин любезно согласились просмотреть книгу в рукописи и дали немало цепных рекомендаций по ее содержанию. Особо хотелось бы поблагодарить сотрудников хранения и читального зала Российского государственного архива древних актов, предоставивших мне возможность работать с подлинниками документов.

В Приложении публикуются не издававшиеся ранее документы о посольствах сибирских царевичей в Московское государство 1639 и 1668–1669 гг. из фондов РГАДА «Калмыцкие дела» и «Сибирский приказ».

Март 2012 г.

Глава 1. Царственное «казачество»

26 октября 1582 г. на Чувашском (Чувашевском) мысу, под стенами своей столицы — города Искера[13], сибирский хан Кучум потерпел сокрушительное, полное поражение от казачьего отряда Ермака. Город был оставлен татарами, и Кучум превратился в скитальца-«казака». С тех пор он в основном обретался в южных районах своего бывшего ханства и вел кочевой образ жизни, присущий многим его подданным — степным скотоводам. Есиповская летопись так и передает этот исход: «из града и с царства своего в поле»[14]. Победу над царственным противником официальные российские власти оценивали именно в категориях кочевого быта, отмечая, что казаки «с Ермаком Сибирь взяли и Кучюма царя с куреня сбили…»[15].

Переход хана к кочеванию прошел относительно безболезненно, ведь это был традиционный, завещанный предками и престижный образ жизни татарской аристократии. К тому же он был привычным и любимым для человека, который вырос в степях, был воспитан в кочевых становищах «бесчисленных ногаев» (см. ниже). Другое дело, что унизительный разгром сказался как на репутации Кучума внутри Сибирского юрта и за его пределами, так и на настроении хана— подавленном, озлобленном, сосредоточенном на отмщении и возмездии «неверным».

Из летописных рассказов о генеральном сражении под Искером известно о решающей роли в победе казаков их огнестрельного оружия. После пищальных залпов и стремительной атаки Ермака началось паническое бегство остяцких князей (как сформулировал Н.М. Карамзин, «князья остяцкие дали тыл»[16]), за которыми устремились с поля боя и татарские воины[17]. Запереться в городе и сесть в осаду было бы рискованным предприятием для татар. На небольшой территории Искерской крепости едва ли могли храниться большие запасы продовольствия, а путь к воде по крутому обрыву в условиях осады был опасен и наверняка был бы перерезан казаками[18]. И Кучум бросился прочь от своей столицы.

Лишившись ханства, он стал изгоем — «юрта своего Сибири отстал» (так передали русские переводчики слова ногайских послов в 1586 г.)[19]. В средневековой терминологии, которая «обслуживала» тюркскую социальную жизнь и татарско-русские отношения, беглый хан парадоксальным образом оказался уподоблен его победителям. Как первый, так и вторые обозначались тюркским словом