Шырь - [44]
Но были в библиотечной работе и, как говорится, лирические моменты. Один из них таков: я обнаружил между страницами книги Чарской «Княжна Джаваха» сухую травинку, вложенную туда лет сто назад, допустим, чувствительной девицей-институткой в Петербурге. Я вообразил эту особу, одетую в серое шелковое платье с белым воротником, она сидела с томом Чарской на скамейке в Таврическом парке, или в Летнем саду, или в беседке на Елагином острове. Я нюхал ломкую травинку и через вневременной, почти неуловимый запах видел карие глаза институтки, чугунный изгиб спинки скамьи, деревья, дорожки и гуляющих по ним людей. Казалось, я даже слышал их голоса. И что потом стало с этой девушкой? Нет, нет, я не хочу воссоздавать ее будущую семейную жизнь, пусть институтка просто переживет Октябрьскую революцию и спокойно умрет 26 октября 1925 года, в день рождения Яна Волкерса, умрет на родине, еще при нэпе, относительно молодой, избавленная от бремени старости, и неважно, где теперь лежат ее кости.
Собравшихся наконец пригласили в церемониальный зал. Мы с Арием сели во втором ряду. Гроб стоял на неком подобии маленькой сцены. С кафедры прочитал короткую проповедь пастор, после него выступил министр культуры с веселой речью, в зале смеялись, затем какой-то бородатый голландский историк, превративший свое выступление в клоунаду, после него Том, сын Яна Волкерса, спел под гитару жалобную песню. Все аплодировали, кто-то позади меня даже захохотал, а я не аплодировал, представив, как совсем скоро в крематории пламя опалит гроб, сожжет его, примется за седенькие букольки Яна Волкерса, за его одежду и за мою книгу: сгорят обложка и титульный лист с моими именем и фамилией, исчезнет sms Всевышнему, сгорят значки копирайта, номер ISBN и другая техническая информация, сгорят логотип издательства и моя черно-белая фотография, огонь пожрет саму плоть текста, пепел книги смешается с прахом Яна, этот легкий микс служитель морга соберет в урну, которая будет закопана в землю, или вмурована в стену колумбария, или будет развеяна над островом, на котором жил Ян Волкерс. В общем, что будет с останками Яна дальше, я не знал.
После церемонии мы с Арием возложили свои букеты на специально отведенную для этого часть клумбы, рядом с другими цветами, и покинули территорию кладбища, решив освежиться пивом. Мы отправились в студенческий бар, находящийся рядом с Амстердамским университетом, и выпили там по кружке Pilsner Urquell за упокой новопреставленного раба Божия Яна. Еще съели там по порции отбивной с кровью, затем перешли в другое заведение, потом в третье.
Мы ходили по барам и ресторанчикам, пили и ели, и я читал ненаписанный и лучший текст Яна Волкерса, он составился для меня из названий улиц, из надписей на стеклах витрин, из портретов и евросоюзных звезд на деньгах, из надписей на бейсболках некоторых прохожих, из пунктов следования на электронных табло в трамваях и обрывков разговоров посетителей заведений, сидящих за соседними от нас столами; фрагментарный и в то же время единый — он складывался из вкуса и цвета разных сортов пива, из моего предощущения чего-то торжественного, из неизвестных мне слов, из горения воска на фитиле в плошке, стоящей в центре стола, из взглядов незнакомых женщин, из моих догадок о чужих мнениях.
Когда же стемнело и мы прилипли к очередной барной стойке, Арий выдал мне дубликат ключей от своей квартиры в Роттердаме, написал на салфетке адрес, сказал, что у него еще должна состояться важная встреча, и ушел. Я продолжил тризну в одиночестве. Помню, что за пятьдесят евро купил у какой-то женщины велосипед и катался на нем по кварталу красных фонарей, молясь за упокой души Яна Волкерса. Я ехал быстро, лавируя между прохожими. С одной стороны от меня мелькали алые витрины с полуголыми проститутками, с другой — эти же витрины отражались в темной воде за оградой канала, и распутная алая действительность вдруг переплавилась в моей голове в дурацкую фразу «свиное рыло капитализма», которая, навязчиво повторяясь, мешала мне помогать Яну Волкерсу достойно устроиться на том свете.
Велосипед я оставил возле очередного бара, а когда вышел через полчаса, его, естественно, уже украли, потому что я из непонятного самому себе чувства протеста не приковал его цепью к специальной парковочной конструкции — одной из вмурованных в мостовую изогнутых металлических труб, — хотя прежняя владелица отдала мне эту цепь с замком, обмотанную вокруг рамы, и ключ к замку. Я пешком дошел до бара In ‘t Aepjen[6], выпил там два двойных пива Grimbergen, сваренного католическими монахами одноименного монастыря, и в моем сердце ненадолго поселились четыре маленьких католических Христа. Я чувствовал их, пока шел от In ‘t Aepjen к железнодорожному вокзалу, на душе было благостно, и я негромко пел стих из 140-го псалма Давида: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою…»
Через час я ехал в поезде «Амстердам — Роттердам», сидя на мягком диване и глядя на летящие мимо огни, почти везде удлиненно отраженные в каналах, думал о том, как бы мне продержаться и не заснуть до Роттердама. Не хотелось, чтобы на конечной меня кто-то будил, это было бы неправильно, ведь одно дело — стоически уснуть в подмосковной электричке и быть обворованным шпаной и совсем другое — в таком удобном поезде, на глазах у пожилой супружеской пары, сидящей напротив, нет, это было бы отвратительно, и я, прижавшись лбом к холодному стеклу, силясь не закрыть глаза, осоловело смотрел на несущуюся справа налево колыбель демократии, на ее дороги, фонари и окна, на поблескивающие рельсы соседнего пути, на опрятные до дикости станции и на людей на перронах.
Впервые в мире публикуется автобиография Иисуса Христа. Его исповедь. Она проливает свет на события, которые случились в Палестине две тысячи лет назад и легли в основу Евангелия – наиболее читаемой книги в истории человечества. Учитель сам, ничего не скрывая, рассказывает о себе. Олег Зоберн – писатель, лауреат литературных премий «НОС» и «Дебют». «Упоительно! Исторический роман погорячее Дэна Брауна». Сергей НИКОЛАЕВИЧ, главный редактор журнала «СНОБ» «Наконец-то на русском языке написан универсальный роман, проникнутый духом истинной религиозности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Зоберн Олег Владимирович родился в 1980 году в Москве. Закончил Литературный институт им. А. М. Горького. Рассказы публиковал в журналах “Новый мир”, “Октябрь”, “Знамя” и др. Лауреат премии “Дебют” (2004 г.). Живет в Москве.
Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Пространство и время, иллюзорность мира и сновидения, мировая история и смерть — вот основные темы книги «Персона вне достоверности». Читателю предстоит стать свидетелем феерических событий, в которых переплетаются вымысел и действительность, мистификация и достоверные факты. И хотя художественный мир писателя вовлекает в свою орбиту реалии необычные, а порой и экзотические, дух этого мира обладает общечеловеческими свойствами.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.
Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.