Швейцарский счет - [38]

Строения, потому что Алиса не могла подобрать подходящего названия веренице объединенных вместе разноцветных домов, при этом у каждого имелась своя собственная крыша и отдельный вход.

Лифта в доме не оказалось, и они дружно пыхтели до четвертого этажа на своих двоих. Галка вполголоса материлась, Анжела хрипло дышала, хваталась за сердце и на каждом этаже жадно припадала к заветной фляжке, Алиса молча шагала, стремясь как можно скорее добраться до стен спасительной квартиры. Дом, выстроенный в середине прошлого века, содержался в образцовом порядке, впрочем, как и вся, вылизанная до блеска, Швейцария.

Галина долго возилась с замком, целясь ключом в замочную скважину, она постоянно промахивалась. Каждая новая неудача сопровождалась взрывом хохота и шутливыми комментариями.

– Н-да, Галка, снайпер из тебя, как из меня штангист, – тоненько пищала Анжела, прыская в покрасневший от холода жилистый кулачок.

Наконец, оказавшись в маленькой прихожей, освещенной единственной лампочкой, бесстрашно горевшей в компании трех пустых патронов, Алиса почувствовала смертельную усталость. Не обращая внимания на новых подруг, бурно обсуждавших процесс ее будущего перевоплощения, она стащила сапоги и прошла в большую квадратную комнату, где из мебели имелась только огромная круглая кровать, неряшливо застеленная алым атласным покрывалом в подозрительных пятнах. В углу торчал пыльный столб напольного торшера. Алиса наклонилась, пошарила рукой в поисках выключателя, и по комнате разлился приглушенный грязновато-желтый свет. Маленький телевизор, окруженный дюжиной немытых пепельниц, стоял прямо на полу. Прикроватный коврик, бывший когда-то белым, пестрел бурыми разводами и прожженными пятнами. Алиса в изнеможении опустилась на кровать и прислушалась к доносившимся из кухни голосам девушек, они весело гоготали, поминутно хлопали дверцей холодильника, звенели посудой, намереваясь продолжить тусовку. Голова гудела набатом, пульс гулко стучал в ушах, Алиса осторожно прилегла и принялась тереть лоб ледяными пальцами.

«Теперь я буду здесь жить. Офигеть, – с тоской думала она, разглядывая убогую, засиженную мухами, тюлевую занавеску. – Видно, с лета не стирана. Все равно лучше, чем тюремная камера, – мелькнула в голове здравая мысль. —Господи, до чего ж я докатилась. Бернская проститутка. Страшно-то как, господи. Разве я об этом мечтала? Хотя, мама всегда этого боялась. Когда я в Москву собралась, она все время плакала и твердила: «Деточка, что ты делаешь? По всем каналам твердят, чем фотомодели заканчивают. В Москву, в Москву, а потом частный бордель и полтора десятка мужиков за ночь…» Может, мамины страхи материализовались? Все психологи в один голос талдычат, что самый страшный на земле яд – мысль человеческая. Что я плету? Нет, сваливать на маму глупо. Сама попала в переплет, самой и выбираться. Боже мой, как же я по мамулечке соскучилась. Как она там? Убивается, наверно. Ладно, буду действовать по принципу Скарлетт: – я не буду думать об этом сегодня. Я подумаю об этом завтра. Главное сейчас – выжить. В моем положении – не до жиру, быть бы живу. И девчонки мне в этом помогают. Дай бог им здоровья», – Алиса прерывисто вздохнула, прикрыла усталые веки, подтянула колени к животу, свернулась калачиком прямо на покрывале и незаметно для себя уснула.

– Ха! А вот и мы с банкетом! – оглушительно заорала Галина, вкатывая в комнату низкий сервировочный столик, заставленный холостяцкой закуской – тарелка бледной ветчины, банки зеленого горошка и маслин, в центре горделиво красовалась литровая бутыль «Смирновской».

Алиса даже не шевельнулась.

– Ну, вот, блин, суприза нэ случылось, – разочарованно оглянулась Галя на прислонившуюся к косяку Анжелу. – Хотели ее в наш профсоюз прынять, а новобранец дрыхнет, яки ангел.

– Тише ты, саксофон простуженный. Она и вправду на ангела похожа, – отозвалась девушка, задумчиво глядя на крепко спящую Алису. – Красивая, аж завидно. Невезучая только.

– Чой-то невезучая? – так же тихо откликнулась Галина. – А мы на шо? С нами нэ пропадэ.

– Да мы с тобой уже лет десять как пропали, Галь. А ее вот жалко, дурочку.

– Ну, завэла свою пластынку, – недобро заметила Галина, разворачивая агрегат со снедью. – Идэм на кухню, выпьем. Пусть Чахлик Нивмерущий отсыпается. С новосельицем тэбэ, хоремыка, – ласково пропела она в сторону, свернувшейся на кровати Алисы, и, громыхая тележкой, выкатилась из комнаты. За ней, ссутулившись и прихрамывая, потащилась, похожая на заморенную клячу, плоская Анжелика.

– А ты ее карманы провэрыла? – вполголоса спросила Галина, протискиваясь по узкому коридору.

– А как же. И карманы, и сумочку. Триста франков, как она и говорила, – небрежно процедила Анжела, поминутно налетая на запинающуюся подругу.

– Нэ густо. Думаешь, врет, шо она ни пры чем?

– А черт ее разберет. Поживем, увидим. Хотя, дыма-то без огня…сама знаешь.

Проснувшись около четырех утра, Алиса на минуту растерялась – кровать сотрясалась от оглушительного храпа двух пьяных женщин, в воздухе стояла удушливая вонь перегара, Галина громко материлась во сне, осыпая проклятиями неведомого Ганса, Анжела тоненько поскуливала, очевидно, мучаясь кошмаром.