Швайпольт - [3]
Быстро найти свое счастье Серегин не рассчитывал: субботнее утро на «блошке» — время асов старьевщицкого дела, охотников с чутьем и пониманием. Эти быстро снимут сливки еще в сумерках и схлынут в город. А когда рассветет, наступит время мелкой сошки. Тут он и выжмет из замерзших продавцов все, что можно, — на свою тысячу. Потом махнет в Измайлово и скинет добычу: при хорошем раскладе наварит три конца, а то и пять; при плохом — хоть что-нибудь.
Пока толкался по узким тропинкам, окоченел. Греться в Новоподрезкове было негде. Крошечная станционная будка была набита ожидающими электричку; к тому же у входа стояли двое дежурных в форме. Серегин плюнул и купил в пристанционном киоске за стольник горячую, истекающую оранжевым жиром шаурму и стаканчик дрянного кофе. Заглотил, согрелся, взбодрился. С новыми силами отправился на охоту. Уже светало.
Ходил долго, старательно щупая глазами металлический и пластмассовый лом, тряпье и макулатуру — осколки чьих-то жизней. Ничего дельного не попадалось: потемневшая вилка с растопыренными зубьями при внимательном рассмотрении оказывалась не серебряной, завода «Платиноприбор», а мельхиоровой; черный резиновый пупс — не оригинальной довоенной игрушкой ленинградского «Красного Треугольника», а просто грязной позднесоветской дешевкой.
Усерднее всего Серегин топтался у книжных куч. В книгу он верил. Самой крупной сделкой в его недолгой карьере старьевщика была перепродажа томика некоего Николая Осипова, с чудным названием «Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку». Увидел на развале у типичного новоподрезковского персонажа, щедро пахшего гречкой и сивухой; оценил дату издания (одна тысяча семьсот девяносто первый!); не подавая виду, равнодушно купил за пять сотен. Тут же скинул на «Вернике» ушлому букинисту за двадцать тысяч. Неделей позже узнал, что тот перепродал на «Молотке» за сто тридцать. Серегин затруднялся расценивать этот эпизод как удачу, но и невезением его назвать было сложно. Возможно, это был просто очередной знак судьбы: происходил Серегин из старой книжной династии, по крайней мере, именно так утверждали предыдущие поколения.
Прадед — знаменитый на всю Сухаревку липач по кличке Илья-Пачечник — всю жизнь промышлял книжной липой: всякую дрянную розбить («Гигиену для новобрачных» или «Рецепты скоромных блюд») переплетал в твердые обложки, оклеивал корешки самыми ходовыми писательскими фамилиями — от Пушкина до Чехова, перевязывал в тугие пачки — и продавал «собраниями». Дед, сызмальства торчавший при отце и, по его собственному выражению, «крепко вошедший в книгу» с самого детства, начинал бульварным «путальником» — назойливым торгашом-приставалой, отвязаться от которого можно было, только купив ненужный томик. По молодости, взбрыкнув против семейного призвания, дед подался было шоферить, да судьба не отпустила — закинула в издательство «Молодая Гвардия». Он смирился, честно крутил баранку до самой пенсии: тоннами развозил по городу Горького и Шолохова, а типографский брак — косо обрезанные блоки, развалившиеся переплеты — доставлял домой. По ночам, при запертой двери и зашторенных окнах, сшивали и клеили всей семьей — собирали из бракованной россыпи практически целые книги, в которых если и не доставало некоторых страниц, то самую малость; сбывали перекупщикам.
Отец Серегина поступал в Институт советской торговли, но срезался на вступительных. До следующего лета устроился «торговать буковками» в киоск «Союзпечати», да так и остался в нем на всю жизнь. Которая, кстати, удалась: распределяемые через «Союзпечать» дефицитные подписки классиков (Жюль Верн в сером коленкоре, Теодор Драйзер — в красно-коричневом, Джек Лондон — в синем, Мопассан — в легкомысленном розовом) уже в семидесятые стали универсальной советской валютой. С годами отец преисполнился уважения к семейному ремеслу, а на Серегина-младшего возложил миссию стать первым в роду дипломированным книжником — закончить полиграфический. Серегин перечить не стал, но документы подал на кафедру бухучета, рассчитывая уйти от семейного призвания осторожно, обходным путем.
Сегодня он мог признаться себе: маневр не удался. Судьба упорно рисовала знаки, смысл которых был очевиден: печатный станок, букинистическая удача «Энеида»… Сопротивляться не имело смысла, да уже и не хотелось. Серегин всерьез подумывал о том, чтобы вернуться на доходную семейную стезю — окунуться в букинистику. Поэтому тщательно ворошил новоподрезковское бумажное барахло, ковырял ногтем грязь на обложках, принюхивался. Искал.
К обеду небо стало ясным. Приморозило. Измученные холодом продавцы начали собирать товар и расходиться. Серегин ничего не нашел.
Он уныло топтался по окраинам «блошки», приглядываясь к местным и прикидывая, к кому бы напроситься на бесплатный ночлег, когда появилась она — старуха. Морщинистая и мелкая, позвоночник согнут артритом в скобку, на голове — нелепая спортивная шапочка-петушок. Достала из матерчатой пенсионерской тележки на колесах какое-то невзрачное добро, кинула на снег. Сама села на тележку, как в кресло. Замерла. Похоже, задремала.
Гузель Яхина — самая яркая дебютантка в истории российской литературы новейшего времени, лауреат премий “Большая книга” и “Ясная Поляна”, автор бестселлеров “Зулейха открывает глаза” и “Дети мои”. Ее новая книга “Эшелон на Самарканд” — роман-путешествие и своего рода “красный истерн”. 1923 год. Начальник эшелона Деев и комиссар Белая эвакуируют пять сотен беспризорных детей из Казани в Самарканд. Череда увлекательных и страшных приключений в пути, обширная география — от лесов Поволжья и казахских степей к пустыням Кызыл-Кума и горам Туркестана, палитра судеб и характеров: крестьяне-беженцы, чекисты, казаки, эксцентричный мир маленьких бродяг с их языком, психологией, суеверием и надеждами… Публикуется по соглашению с литературным агентством ELKOST.
Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.
“Дети мои” – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий “Большая книга” и “Ясная Поляна” за бестселлер “Зулейха открывает глаза”. Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность. “В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас.
Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2014 Гузель Шамилевна Яхина родилась в Казани. По профессии PR-менеджер. Живет в Москве. Публикуемый рассказ — литературный дебют автора.
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 2016 Гузель Яхина – российский прозаик. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», «Книга года» и «Звездный билет» за роман «Зулейха открывает глаза» (АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2015). Публиковалась в журналах «Октябрь», «Нева», «Сибирские огни», «Дружба народов», «Сноб».
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2015 Гузель Яхина — родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков КГПУ. С 1999 года живет в Москве; публиковалась в журналах «Нева» и «Сибирские огни»; студентка Московской школы кино (сценарный факультет).
В новую книгу А. Афанасьева вошли повести, дающие широкую панораму городской жизни, исследующие моральные проблемы современного молодого человека. Сложным переплетением судеб, противоборством характеров автор как бы доказывает: такие нравственные ценности, как личное достоинство, стремление к справедливости и добру, неизменны во все времена и их отсутствие всегда ощущается как духовное уродство.
Что случится, если в нашей реальности пропишутся персонажи русских народных сказок и мирового фольклора? Да не просто поселятся тут, а займут кресла мэра города и начальника местных стражей порядка, место иностранного советника по реформам, депутатские кабинеты и прочие почтенно-высокие должности. А реальность-то на дворе – то ли подзадержавшиеся лихие 90-е, то ли вовсе русское вневременье с вечной нашей тягой к бунту. Словом, будут лихие приключения.
В книге на научной основе доступно представлены возможности использовать кофе не только как вкусный и ароматный напиток. Но и для лечения и профилактики десятков болезней. От кариеса и гастрита до рака и аутоиммунных заболеваний. Для повышения эффективности — с использованием Aloe Vera и гриба Reishi. А также в книге 71 кофейный тест. Каждый кофейный тест это диагностика организма в домашних условиях. А 24 кофейных теста указывают на значительную угрозу для вашей жизни! 368 полезных советов доктора Скачко Бориса помогут использовать кофе еще более правильно! Книга будет полезна врачам разных специальностей, фармацевтам, бариста.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Так сложилось, что лучшие книги о неволе в русской литературе созданы бывшими «сидельцами» — Фёдором Достоевским, Александром Солженицыным, Варламом Шаламовым. Бывшие «тюремщики», увы, воспоминаний не пишут. В этом смысле произведения российского прозаика Александра Филиппова — редкое исключение. Автор много лет прослужил в исправительных учреждениях на различных должностях. Вот почему книги Александра Филиппова отличает достоверность, знание материала и несомненное писательское дарование.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.