Шварце муттер - [49]
Рано поутру она полоскала в Ящерке простыни – в круглой маленькой проруби. Полотнища плескались, все в кристалликах льда, и Лушка пела – грустную арестантскую песенку:
- Разложила девка тряпки на полу
Раскидала карты крести по углам
Позабыла девка – радость по весне
Растеряла серьги-бусы по гостям…
- Я шел на твой голос, - он стоял на берегу, на вершине обрыва, все такой же блистательный, в прежних своих соболях. Золоченый ангел, или – блистающая саранча. Он говорил по-русски очень смешно, но с великим апломбом – наверное, высоко себя ценил.
- Давай еще спою, барин – раз нравится, - предложила Лушка, без кокетства, совершенно искренне. Она всем юным своим женским существом понимала, что соболиному красавчику нравится не она сама – только песня.
- Нет, девочка, - он начал спускаться, и не удержался, заскользил, скатился кубарем, утопив ботфорты в снегу. Лушка вытянула его из снега, помогла отряхнуться – этот барин был с ней одного роста, и такой чистенький – будто игрушечный. Он взял ее руку – мягкой перчаточкой, и Лушка тотчас застыдилась своих красных мороженых лапищ.
- Бросай твои тряпки – и едем, - он говорил полушепотом, с такой наигранной страстью – как, наверное, говорят господа у себя при дворе, и это казалось так смешно, - Завтра будем в Петерсборге, я дам тебе репетитора, еще неделя – и будешь петь в Москве, перед новой царицей. На сцене, в театре. В моем театре, - он еще и глазами страстно сверкал, - Едем, девочка!
- Смешной ты, барин, - вздохнула Лушка, - врешь ведь небось.
- Как тебя зовут? – спросил он нормальным голосом, не-страстным.
- Лукерья Синцова, - созналась Лушка.
- Вольная, раз есть фамилия, - тут же оценил барин, - Впрочем, неважно. Вольных – нет. Лукерра, едем со мною, это ведь будет свобода, слава, сцена, публика, женихи из дворян…А что у тебя здесь – тряпки эти, грабли и вилы? Здесь, наверно, и бьют тебя? Я дам тебе свободу, моя богиня, моя прима…
Русские слова явно давались ему с трудом – но бедняга так старался… И Лушка представила – на одной чаше попик из Малой Пихоры, а на другой – слава, сцена, царица. Этот вот, в соболях. Свобода…
- Фрайхайт, свобода, - повторил он нежнейше, словно прочел Лушкины мысли.
Летом уже – муж не даст ей петь. А бить – будет. Полгода осталось ей – жизни…А этот, хорошенький смешной кавалерчик, сам просит, именно петь, в непонятном его театре. И слушать Лушку станет – сама царица. Даже если и врет он – все равно, одна чаша весов взлетела, другая – упала.
- Да пропади все пропадом! – Лушка ногой столкнула простыни – в черную воду. Соболиный барин недоуменно смотрел на нее круглыми глазами – не понял последней фразы. Лушка сама взяла его за руку своей красной лапищей:
- Идем, барин, согласная я.
Она доехала в Петербург – в тех самых легких лежачих саночках, словно в колыбели. Похититель в саночки к ней не полез, мчался следом за нею, верхом на коне, благо недалеко было. Лушка слышала – как перешучиваются они на ветру, перекрикиваются через повязанные до глаз башлыки – с тем своим слугой. И погони не было за ними, даже обидно – но, верно, решили в деревне, что утонула Лушка, в проруби, вместе с простынями.
В Петербурге у него и в самом деле оказался театр. И учитель пения. И танцмейстер. И пять – других девиц, вроде Лушки, графский гарем. Четыре балетницы и одна певица.
- Ты, если с ним не хочешь – просто соври, что у тебя от этого самого голос пропадает, - учила Лушку женским премудростям певица Оксана, - Он и отлипнет. В море много рыбы, ему голос твой важнее.
Лушка была девица, и не знала, пропадает у нее голос от «этого самого» или же нет.
Она занималась с учителем – каждый день, и танцмейстер показывал ей первые нехитрые па. Портниха сшила для Лушки узкое и несуразное немецкое платье. Оксана делилась секретами – как избегать хозяйской любви, не вызывая при том подозрений. Но увы - барин-похититель больше не делал Лушке страстных авансов, и вовсе не замечал ее, словно не он шептал ей нежнейше на корявом русском – из ящерского сугроба.
Он пригласил ее в свою спальню – когда она перестала уже, и бояться, и хотеть. Камердинер проводил – в золотую шкатулку, канарейкин цвингер, и граф сидел перед зеркалом – в кудрях и в шелковом халатике. Из-под халатика выглядывали такие тонкие белые ножки – Лушка еще подумала, что ничего не стоит перекинуть его на плечо и унести. Что он совсем ничего не весит, как птичка.
- Ты готова? – спросил искуситель, похититель – церемонно и холодно.
Лушка яростно кивнула и принялась неловко распускать – шнуровку нового, неудобного немецкого платья.
- Фууу… - рассмеялся брезгливо граф, - Не это же! Петь готова – в опере, перед царицей?
Лушка зарделась, разозлилась – и со злости выдала графу столь громогласную ступенчатую фиоритуру, что у того – даже кудри отлетели назад.
- Грубовато, но сильно, - нежные ладошки трижды беззвучно хлопнули, - Вижу, что готова. Мой Ла Брюс будет плакать. А это, - он пальцами изобразил ее недавнее пиччикато на шнуровке, - это не надо. Не трать себя. Я всегда могу позвать Дункан…
Лушка подумала – что за Дункан такой, и догадалась, что это Дунька всего лишь, одна из балетниц, самая лихая. Ей сделалось обидно – так, что сами собой закипели горючие слезы:
Старая русская сказка в европейских декорациях 1767 года. Молодая дворянка, чтобы выручить мужа, попавшего в передрягу из-за собственной дерзости, переодевается в мужское платье и отправляется в столицу – знакомая история, не правда ли? По пути ей предстоит повстречать принца в изгнании, осквернителя могил и даже одного маньяка-убийцу – но люди и вещи не всегда то, чем кажутся.Эта книга – участник литературной премии в области электронных и аудиокниг «Электронная буква – 2019». Если вам понравилось произведение, вы можете проголосовать за него на сайте LiveLib.ru http://bit.ly/325kr2W до 15 ноября 2019 года.
Повесть о приключениях древнеегипетского вельможи, вынужденного бежать с Родины. Опубликовано в журнале «Искорка» (Ленинград) №№ 6–8 за 1987 г.
Разные версии убийства Джона Кеннеди описаны уже много раз, но впервые мы встречаем тщательное и объективное исследование не столько того, кто и как это сделал, сколько почему, а главное – зачем. Кому это было выгодно? Кому и чему мешал президент? После удачного разрешения Карибского кризиса президент Кеннеди сделал радикальный разворот: он решил прекратить холодную войну и связанную с ней гонку вооружений. Кеннеди перестал слушать советников и обратился к более глубокой этике и более глубокому видению мира для всех. Джим Дуглас считает, что мир сегодня выглядел бы иначе, если бы Кеннеди остался жив.
Одна из версий, может быть, самой загадочной и судьбоносной смерти в русской истории. Май 1591 года. Город Углич. Здесь при таинственных обстоятельствах погибает царевич Дмитрий последний сын Ивана Грозного здесь начинается Великая Смута. Содержит нецензурную брань.
Творчество писателя и историка Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905) обширно и разнообразно. Его многочисленные исторические сочинения, как художественные, так и документальные, всегда с большим интересом воспринимались современным читателем, неоднократно переиздавались и переводились на многие языки.Из богатого наследия писателя в данный сборник включены два романа: «Господин Великий Новгород», в котором описаны трагические события того времени, когда Московская Русь уничтожает экономическое процветание и независимость Новгорода, а также «Державный Плотник», увлекательно рассказывающий о времени Петра Великого.
Константин Петрович Масальский (1802–1861) – популярный русский писатель середины XIX века. В 1821 году окончил дворянский пансион при Петербургском университете; служил в министерствах внутренних и иностранных дел. Напечатал в журналах и выпустил отдельно множество романов, повестей и пьес, главным образом исторических. Кроме того, он написал несколько исторических работ, а также впервые перевел с подлинника «Дон Кихота» Сервантеса. Масальский не обладал крупным литературным дарованием, но живость и внешняя занимательность его произведений, в которых часто присутствует почти детективная интрига, создали им успех в 30–40-х годах XIX века.В данный том включены три исторических произведения Масальского.
Пьер Амброзио Курти (годы жизни не установлены) – итальянский писатель, мастер исторического повествования, засвидетельствовавший своими произведениями глубокое знание древней римской жизни.В романе «Под развалинами Помпеи», окончание которого публикуется во втором томе данного издания, живой кистью художника нарисована картина римского общества в самый интересный и поучительный с исторической точки зрения период римской истории – в эпоху «божественного» императора Августа. На страницах романа предстанут перед читателем Цицерон, Гораций, Тибулл, Проперций, Федр, Овидий и другие классики Древнего Рима, а также императоры Август, Тиверий, Калигула, Клавдий и Нерон.