Шутовской хоровод - [75]

П. Меркаптан… Но это же прелестное имя, самое подходящее имя для юного поэта! Меркаптан, — она была очень довольна своим выбором. Прихоть пресыщенной леди оказалась как нельзя более удачной. Меркаптан… Меркаптан… Хотелось бы знать, что означает это П.: Питер, Патрик, может быть, даже Пен-деннис? Ей и в голову не пришло, что отец мистера Меркаптана, известный бактериолог, тридцать четыре года тому назад настоял на том, чтобы назвать своего первенца «Пастер».

Слегка взволнованная под маской элегантного спокойствия, Рози поднялась по лестнице. Двадцать пять ступеней до второго этажа: один марш в тринадцать ступеней — это предвещало недоброе — и один в двенадцать. Потом два марша по одиннадцать ступеней до третьего этажа, и она очутилась на площадке перед входной дверью, звонком, похожим на круглый глаз, и медной дощечкой с именем. Для знатной дамы, для которой подобные приключения — самое привычное дело, ее сердце билось что-то слишком уж сильно. Виновата в этом, конечно, лестница. Она остановилась на мгновение, глубоко вздохнула два раза и нажала кнопку звонка.

Дверь открыла пожилая служанка самой устрашающе-почтенной наружности.

— Дома мистер Меркаптан?

Особа, открывшая дверь, сейчас же разразилась длинной бессвязной сердитой тирадой, жалуясь на что-то — на что именно, Розн так и не могла понять. Она поняла только, что мистер Меркаптан приказал не беспокоить его. Однако кто-то пришел и потревожил его: «попросту говоря, ворвался самым грубым и бесцеремонным образом». А теперь, когда его уже потревожили один раз, она не видит, почему бы его не потревожить снова. Но она не знает, до чего это дойдет, если люди будут, попросту говоря, врываться в дом. «Большевизм, вот что это такое!»

Рози что-то пробормотала, выражая сочувствие, и была допущена в темную переднюю. Продолжая сварливо обвинять большевиков, врывающихся в дома, пожилая особа провела ее по коридору и, распахнув дверь, объявила недовольным тоном: «К вам леди, мистер Пастер», — ибо миссис Гольди, будучи старой фамильной прислугой, принадлежала к узкому кругу тех, кто знал тайну имени мистера Меркаптана, и к еще более узкому кругу тех, кто пользовался привилегией произносить его. Затем, едва Рози переступила через порог, как она немедленно отрезала ей пути к отступлению, с шумом захлопнув дверь, и удалилась, ворча себе что-то под нос, на кухню.

Это была, безусловно, не мансарда. Чтобы убедиться в этом, достаточно было бросить беглый взгляд, вдохнуть запах духов, почувствовать под ногами ковер. Но люди были того сорта, что живут в мансардах. Один из них, худощавый, с резкими чертами лица и, в юных глазах Рози, совсем старый, стоял, облокотившись о камин. Другой, с виду более гладкий и жизнерадостный, сидел перед письменным столом возле окна. И ни один из них — Рози в отчаянии переводила взгляд с одного на другого, тщетно надеясь, что она, может быть, не заметила белокурой бороды, — ни один из них не был Тото.

Гладкий человек, сидевший у письменного стола, поднялся с места и пошел к ней навстречу.

— Какой приятный сюрприз, — сказал он голосом, в котором поочерёдно слышались то барабан, то флейта. — Я просто в восторге! Но чему я обязан?.. С кем, разрешите узнать?..

Он подал ей руку; машинально Рози протянула в ответ свою. Гладкий человек пожал ее сердечно, почти с нежностью.

— Я… я, кажется, ошиблась, — сказала она. — Мистер Меркаптан?

Гладкий человек улыбнулся.

— Мистер Меркаптан — это я.

— Вы живете на третьем этаже?

— Я никогда не притязал на блестящие математические способности, — сказал гладкий человек и улыбнулся, точно выражая одобрение самому себе, — но я всегда считал, что… — он замялся, — enfin, que ma demeure se trouve en effet[117] на третьем этаже. Я уверен, Липиат поддержит меня.

Он повернулся к худощавому человеку, стоявшему неподвижно у камина, не сходя с места, облокотившись о доску и мрачно смотря в землю.

Липиат поднял глаза.

— Я сейчас пойду, — резко сказал он.

И он пошел к двери. «Как рекламы вермута, как рекламы вермута»… значит, эта острота принадлежала Майре! Вся его злоба потухла, как залитый водой костер. Он был как в воду опущенный, он примирился со своим несчастием.

Мистер Меркаптан поспешил вежливо встать и открыть ему дверь.

— Ну что ж, до свидания, — беззаботно сказал он. Липиат ничего не ответил и вышел в переднюю. Наружная дверь захлопнулась за ним.

— Ну, я вам доложу, — сказал мистер Меркаптан, возвращаясь к тому месту, где все еще в нерешительности стояла Рози. — Вот уж действительно, furor poeticus![118] Но садитесь же, прошу вас. На Кребильона. — Он показал на обширную софу, обитую белым шелком. — Я зову ее Кребильон, — объяснил он, — потому что в ней, без сомнения, пребывает дух этого великого писателя, без всякого сомнения. Вы, конечно, читали его книгу? Вы читали Le Sopha?

Погружаясь в мягкие объятия Кребильона, Рози вынуждена была признаться, что она не читала Le Sopha. К ней начало возвращаться самообладание. Это, безусловно, юный поэт — хотя и не тот самый юный поэт. И к тому же весьма своеобразный. В качестве знатной дамы она приняла всю эту ситуацию со смехом.