Шутки кончились - [11]

А в другую — уже пресеклась.

Был бы слесарь, токарь —

               было бы больше толка

в том, над чем просиживал днями,

               чему так много отдал.

Ты болтаешься, выкушенный из кровотока,

шевеля обрубленными корнями,

подбирая оголённые провода.

Самое время пасть на колени, слушать звон колоколен —

Для соблюдения правил,

               законов жанра,

И чтобы звон вымывал из памяти лица.

Но ты торопливо вбиваешь строку за строкою,

Подгоняемый невидимым голодным пожаром.

И никак не можешь

               остановиться.

май 2009

«Ты думаешь: когда увидишь его...»

Ты думаешь: когда увидишь его,

кровь твоя превратится в сидр,

воздух станет густ и невыносим,

голос — жалок, скрипуч, плаксив.

Ты позорно расплачешься

и упадёшь без сил.

А потом вы встречаетесь, и ничего:

никаких тебе сцен из книг.

Ни монологов, ни слёз, ни иной возни.

Просто садишься в песок рядом с ним,

а оно шумит

и омывает твои ступни.

февраль 2010

ЭГОЦЕНТРИЧЕСКАЯ РЕЧЬ

                    Я был когда-то...

                               Чебурашка

Когда-нибудь, после воплей, соплей и паники,

После юности, зрелости... что там ещё за ней?

Я привыкну, усохну, осяду и стану паинькой,

Я пойму всё на свете и поеду в гости ко мне.

Я скажу мне с издёвкой, что все мои откровения

С высоты моих лет — просто плюнуть и растереть,

Впрочем, тут же добавлю я, это в рамках моего понимания:

Мне бы моего нынешнего необъятного уникального многогранного опыта хотя бы треть...

А я буду думать, что если будущее такое, то значит и нет его,

Но в то же время возьму себя в руки, скажу мне: «Смотри, смотри:

Это даже хуже, чем забыть меня семилетнего,

Это как сделать аборт носящей меня матери».

Я тем временем буду учить, говорить, изливаться патокой,

Смотреть снисходительно, разрешительно, гордо.

А потом я повалю меня, постаревшего, на лопатки

И с молодецким задором начищу мне морду.

сентябрь 2008

«...В каждой такой примерочной — дивные зеркала...»

...В каждой такой примерочной — дивные зеркала,

в них ты всегда чуть краше и чуть стройней.

Правильный цвет парчи и расстановка ламп:

фокус простой, но ты изумлён и нем...

Ты примеряешь преданность — сорок шестой размер —

преданность как-то не очень тебе идёт.

Энтузиазм пестрит.

Снобизм безвкусен и сер.

Радость уместна разве что под дождём.

Искренность дорого стоит.

Глупость ещё вчера

всю разобрали — модный сейчас фасон.

Ты остаёшься в белье (беспомощность)

и в башмаках (хандра).

Отодвигаешь шторку, выходишь вон.

Смотришь с улыбкой, как расступаются

гости и персонал,

молча идёшь мимо касс,

манекенов,

мимо полок с тряпьём

к выходу. А снаружи на плечи

вдруг ложится весна.

Смотришь на новый наряд и думаешь:

«О! Наконец, моё».

апрель 2009

ОРФЕЙ

I

шаг в шаг в тишине

такт в такт

в висках и руках

тик-тик

ни голоса

ни теней

как

так

контакта

не чуя идти?

кап

капает с потолка

свод

всё ниже

и у же

ужи

и жабы

на

над

и под

страх тяжек

неудержим

II

Эвридика

В арсенале — знание норм, новостей и цифр,

Кавалер, годящийся без труда в отцы,

Заморочки какие-то про развитие личности,

Закорючки — как у отличницы.

Всё расписано чётко: с кем спать, что жевать, где пить.

Губки бантиком: «Сумочку эту купи-купи!»

Дозы выверены давно: то лицо, то личико.

За провал — порицание, вычет, кол.

В сетевом журнальчике — правильный юркий слог.

Вот вам фото, ой-ей, куда вчера занесло!

Вот стишки. Не читайте: там что ни ямб, то Юнг.

Оцените сам факт, восхититесь духовностью.

Вот она у зеркала, на лице рисуя лицо,

Проверяя, подходит ли к платью новенькое кольцо,

Вдруг на миг замечает себя.

И видит что-то такое,

Что не даст ей теперь покоя.

И в конце недели, всплакнув, для храбрости выпив чуть,

Эвридика снимает трубку

Звонит врачу.

III

Орфей

Про него говорят: «Есть у парня собственный стиль!»

Он напорист и хищен, как Челентано в молодости,

Он точён и при этом плавен, во взгляде то мёд, то сталь:

Господин фрилав, чайлдфри, фриланс и фристайл.

Вот он в баре. Празднует новенький свой роллс-ройс.

Снова соло — с очередной герлой не срослось,

Слово к слову льнёт, он остёр, он шутить мастак.

Мыслит: видно ли им, как он выжат, как он устал...

Между третьим мартини и вторым бокалом вина

У альтиста где-то за кадром лопается струна

И как будто хлещет его: он белеет, мямлит: «Мне надо...» —

И, раскланявшись, ретируется с маскарада.

Лучезарно скалится дамам, переступает порог,

Думая только о том, видно ли им, как он взмок.

Под звучащий из зала хохот, регги, визги, словесный лом

Успевает набрать «скорую>

Сворачивается узлом.

IV

Врач чертовски красив и молод, явно только что из медвуза,

Он сидит, никак не освоится со своим идиотским грузом.

Он листает бумаги, бормочет, избегает её взгляда.

Эвридика сидит и гадает, сколько времени он ей даст.

Врач зачитывает диагноз, пророчит около года.

Здесь бы ей величаво подняться и за дверь удалиться гордо,

А она ревёт. И на стуле восседает аршинно-прямо.

«Можно было и догадаться — в том же возрасте, что и мама».

V

Коридор тихо ропщет бетонно-кафельным Стиксом.

Он сперва пытался свистеть — вдруг прогонят? Но стих сам.

Каждый шорох звучит каноном: не бетонный корпус, а горы.

«Нужный вам кабинет находится на другом берегу коридора».

Он пытает врача: повредит ли болезнь его лицу и карьере,