— Чего в военкомат не сходишь? Ты же вдова военная. Обрушится избушка, хоронить не надо.
— Схожу, схожу, Таня. Вот с делами управлюсь и схожу.
Изотовна уходила, удивляясь упрямству подруги, Архиповна тихонько вздыхала и начисто про военкомат старалась забыть. Была она там. Давно. И так это вышло тяжело, измяло ей душу, что до сих пор в сердце словно кто охает, а ей мука во всем теле.
Как начали сносить дома вокруг, забил этот сваебой с утра до ночи, невмоготу ей стало жить в грохоте таком. Взяла все бумажки, какие были в одной из шкатулок, подаренной еще женой первого генерала, и отправилась в военкомат. Слышала в комендатуре, что вдовам дают квартиры в первую очередь. Никому ни слова, отправилась. Бумажек в той пластмассовой шкатулке накопилось много. Но она ни одной сама прочесть не могла — неграмотна была совершенно. Сильно не препятствовала в жизни эта ее неграмотность, но вот теперь обида брала и досада! Возьмет журнал — картинка красивая, а что там о картинке этой, хоть лопни, не узнаешь! Вот как белье отбелить, окна вымыть до блеска — тут она и вправду командир. Ну, словом, всегда, как что надо по делу, несет все бумаги к нужному по делу этому человеку, а уж он разберется. Потому-то у нее за годы-десятилетия бумажек разных накопилось полна шкатулка. На пенсию оформлялась, кадровичка все их разобрала и удивилась:
— Архиповна, а зачем же ты хранишь справку о том, что у Филатова открытая форма туберкулеза и он нуждается в курортном лечении? Филатов-то уж двадцать с лишком лет назад умер.
— Да вот храню. С печатью, так думаю — нужна будет. Откуда знаю, про что там.
Шкатулка стала наполовину пустой. Взяла она эту половину в военкомат.
«Комиссия» по делам вдов состояла из одного человека. Он сидел от Архиповны далеко. Она оставила перед ним бумаги и села у конца длинного стола.
«Комиссия» ей сразу не понравилась. Сопит, словно у него вечный насморк. Изучал-изучал бумажки, а потом ехидно так спрашивает:
— Так вот, гражданка Колобова, мы ведь квартиры даем вдовам.
Архиповна поднялась было, чтобы подтвердить, что да, она вдова и есть.
— Минуточку, минуточку, — жестом велел он ей сесть. — Вы состояли в браке с Красновым, когда он ушел защищать Родину.
— Да, да, — подтвердила Архиповна, — все верно. Он снова подвигал ладошкой — мол, сидите.
— Но вы же снова вступили в брак, стало быть, потеряли права на льготы…
И столько было в его голосе осуждающего, что Архиповна даже испугалась — вот как он о ней плохо думает.
— Ждите, переселят вас в общем порядке.
Она уходила от «комиссии» со всеми своими бумажками в узелке. Шла и не видела дороги.
Может, с этого визита и началась у нее жизнь-воспоминание? И сколько бы она ни вспоминала ночами, сколько бы ни думала о тех годах, она ни разу не жалела, что вот так все у нее нескладно получилось, и вся-то жизнь у нее, оказывается, шла для того, чтобы стать воспоминанием, а не продолжением каких-то событий ее молодой и такой несуразной, с точки зрения «комиссии», жизни.
— Эх, Гриша, Гриша! Красненький мой! Выхватил меня с вечерок, да и не отпустил!
Она глядела в рамку с фотографиями, где был один-единственный снимок с мужем ее — Гришей Красновым. Не успели больше. Фотографа в деревне не было, а этот сплошняком всю деревню переводил к тумбе с бумажными розами, спасибо ему, сердешному, что достучался к ним с Гришей. Старики куда-то отправились в другой конец деревни, а у них с Гришей месяц медовый! И так он приласкался к ней, вот только с поля прибежал, волосы ветром пахли, так приласкался, бросила она творог из сыворотки вынимать да так с шумовкой и припала к нему… До горенки своей не дошли, упали в боковушке у стариков. Вон, на карточке, губы-то припухли. Так и есть, что только их целовали. Гладит карточку Архиповна, а сердце-то тук-тук-тук, как будто сейчас Гриша слово заветное сказал…
Карточку эту она получила уже без него. Вот и вся семейная жизнь. Бабы, которые в положении остались, те счастливые. Не так думалось о страшном. А ей, куда ни пойди в деревне, Гриша мерещится.
Деревня у них большая была. И народу много в мир выпустила. Разные люди получились. И летчик, и врачи, и инженеры. И один генерал, родня Гришина, дядя ему. Приехал на короткую побывку родню проведать и сманил Архиповну в город. Чего, мол, тебе тут киснуть? В городе и Гришу быстрей встретишь, хоть на день. С такой верой она и приехала в военный городок. Сперва жила у генерала с генеральшей. Дом вела.
С детства хозяйство научена вести. В колхозе работала — от работы не увертывалась. Семнадцать стукнуло — за конюха оставалась, на лесозаготовки от колхоза зимой ездила. Чуть какая заминка, не идет никто — давай Катьку, она безотказная!
Потом генерал устроил ее на работу в комендатуру. Была за дворника, поломойку, прачку. Комнатку выделили в военном городке. Все бы ничего, да Гриша как в воду канул. А пришло письмо — обрадовалась. Прочитала ей жена генерала бумажку — словно поездом Архиповну переехало. Всю ночь прокачалась на скамейке в скверике, вроде легче так, вроде мысли какие-то плещутся…
Однажды после рабочего дня, она уже полы в комендатуре помыла, цветы полила, уходить надо, вышла на крыльцо, а там солдат сидит. Со спины узкий, молодой, вроде видела его днем, когда он начальство ждал.
