Шутиха-Машутиха - [150]

— Ах, да! — вскочил Арсений, отбирая у Сани одну из авосек.

Сегодня у Сани день рождения, человеку тридцать три. Он обещал, что будут только подруги жены с мужьями и подруги подруг. Застолий Саня не любил, подруг жены — тоже. Но что поделаешь? Семья требует праздника!

Арсений редко ходил в гости. Скучно. Но сидел от горячего до десерта — все равно вечер потерян. Он даже подпевал, танцевал, но только когда его приглашали, не догадываясь приглашать сам, и несло это печать пикантной таинственности вокруг молчаливого симпатичного скульптора. Танцуя, женщины затевали серьезные разговоры, а он не понимал, зачем они пытают его про Амура и Психею, когда и дураку понятно, сколь замечательно это произведение искусства, и чего о нем говорить, когда оно само за себя сказало. И он молчал, еще более завораживая женщин. Его в них отвращала искусственность, умение «делать глазками».

Квартира у Сани была тесная, жена милая, и все было по-домашнему. Одинокие подруги подруг жены Сани сразу насели на Арсения. Одна бойкая говорунья яростно пытала про его оценку эмансипации, и он отшутился, что не знает, что это такое. Но она не отставала от Арсения, оттеснив более стеснительных. Было уже поздно, собрались расходиться, и она сказала, что провожать ее не надо, ее проводит Арсений, он подтвердил. Санька стоял в дверном проеме и хохотал — уж очень недовольный вид был у Арсения!

Всю дорогу Нина, как он наконец усвоил, задавала тон разговору, если это вообще был разговор. Нина заглядывала в лицо Арсению под фонарями, словно проверяла, не ошиблась ли в выборе провожатого. Она ухватила его под руку, иногда нечаянно касалась бедром, и это смешило Арсения. Он проводил ее до дома, пожелал спокойной ночи, но она решительно настаивала на чашечке кофе. Наверное, она бы втащила его за руку, прикрывшись милой улыбкой, если бы он отказал. Он пошел на эту чашечку кофе, и она обернулась бутылкой коньяка на инкрустированном столике между наимягчайшими креслами. Арсений не любил таких безопорных сидений. Его словно подвесила по своей воле эта женщина в своей квартире, и все делалось так, как было нужно ей.

«Сейчас будет показывать альбом», — мелькнуло у него в голове. Но она, хотя и достала его, задержала внимание на стопке проспектов маршрутов отдыха, по которым ей довелось проехать. И все наставляла Арсения:

— Непременно побывайте по маршруту «Путешествие в белую ночь»! Божественно! А на Иссык-Куле были? Ну что вы! Это же сказка!

Сказки летели одна за другой, и время перевалило за полночь. Ему захотелось спать, и он действительно был не против принять чашечку кофе. Потом она показала ему свою двухкомнатную квартиру, в одной комнате жил сын, в другой — она. Сын сегодня у бабушки. В квартире была идеальная чистота, женщине нравилась эта стерильность, и чувствовалось, что она гордится этим. «Бедный мальчик, — думал Арсений о неведомом сыне этой женщины, — тут никогда не бывает кутерьмы. Боже мой, как скучно!»

У Нины был волевой, крепкий подбородок, он утяжелял все лицо, его не сдобрил даже красивый излом бровей, и уж совсем инородным казался нос, — курносый, он придавал всему лицу простоватое выражение, и, сколько ни пытался, Арсений не мог хоть на чуточку почувствовать расположение к этой женщине, простить наступательную болтливость.

— И все сама! Все сама. И эту мебель сама доставала, — вроде весело и непринужденно говорила она, но сколько независимости было в ее голосе! — Привезли, не будем, говорят, вносить, не предусмотрено, и другие ждут. Так я, что по мелочи, сама втащила, а потом сосед помог. Господи! Зачем мне муж? Пентюх такой был. Нет, мужчины теперь не рыцари. — Она любовно оглаживала сервант, а сама старалась незаметно посмотреть, не скопилась ли за день пыль?

Арсений в мягком кресле почувствовал себя совсем невесомым, лишенным своего «я», своей сути. Словно и его эта женщина втащила, будто шкаф, на своей спине, а теперь прикидывает, как его лучше расположить, где он лучше впишется. Ему захотелось встать и уйти, но не было точки в ее потоке слов, и он сидел, ожидая паузы, чтобы подняться и уйти.

— Вы знаете, Арсений, — сказала она полуспущенным голосом, приняв на лицо задумчивое выражение, — все как-то стало плоско, вяло в чувствах, хочется чего-то настоящего…

«Почему она решила, что может эксплуатировать мое терпение? Ну хоть бы устала, что ли. Словно не ночь на дворе и не было суматошного дня».

— Вы, Арсений, так располагаете, такой свой, умный, интеллигентный. И знаете, вы сильнее меня. Я люблю сильных людей! Но их так мало вокруг. Извините, с вами хочется быть откровенной. Была я на Кавказе. Инструктор повел нас в трехдневный поход. Кто по турпутевкам ездит? Одно бабье! А инструктор… Идет, а от него прям искры отлетают. Бабенки все ошалели. Он — никакого внимания. Вернулись. Турбаза хорошая. Сплю я на своем пятом этаже. Одна в комнате. Вдруг слышу, кто-то на балкон — прыг! Перепугала-а-ась… Страх! А это он, инструктор наш! Как барс, как лев на мягких лапах. Только хотела вскочить, закричать, но как представила: лез на пятый этаж! Арсений, а вы могли бы так?