Шут и Иов - [17]
Уже в XX в. А. Ф. Лосев показал диалектическую необходимость именно такого устройства Вселенной. Вся античная философия — комментарии к Мистериям. Аристотель утверждал, что пифагорейцы принимали самостоятельное существование пустоты и говорили о проникновении этой пустоты в мировой шар бесконечного дыхания Беспредельного (безграничный, но конечный в своей объеме холодный шар первой фазы жизни явленной Вселенной). У Пифагора время есть шар объемного мирового дыхания.
Однако когда «инфляция» — раздувание иссякла, Вселенная вдруг стала чрезвычайно «горячей». Когда состояние вакуума распалось, его энергия высвободилась в виде излучения, которое мгновенно нагрело Вселенную до 1027 К. Именно тогда — не в начале, а в конце произошел «Большой взрыв», и не взрыв, а загорание всей поверхности шара — эфира. Пифагор учил о центральном огне — Гестии. Этот центр он назвал стражей Зевса. Гестия непосредственно связана с «дыханием космоса».
Это точная метафора. Его ритм четвертичен. Платон в диалоге «Тимей» писал, что Творец придал всеобъемлющему эфиру (который выражает сущность Вселенной по Платону) форму додекаэдра, правильного 12-гранника. Но по Платону же мир есть вращающийся шар, представленный в своих частях разной степенью кривизны. Он состоит из тончайшего огненного пространства, вращающегося с максимальной быстротой по абсолютно правильной шаровой кривизне. Это и есть граница космоса.
Внутри тела мы находим несколько пространств, более плотных, медленно вращающихся с менее правильной кривизной. Шаровая кривизна уступает здесь место спиральной, кстати, в этом и смысл свастики. Другими словами, пространство космоса есть сферичность 4-х видов. То есть Космос есть переменная объемность (огромная идея Лосева). Шар и додекаэдр — это форма и процесс. Учение о 4-х стихиях Пифагора, из которого исходил Платон, учение о различной организации пространства. Это — указание на 4 фазовых перехода сжимающегося вращающегося шара, в каковом процессе уплотняется, создается новое, шаг за шагом.
Весь космос, являясь энергией, что и обозначает голубь и горлица (как бы энергии женские и мужские), создавая человека в ритме 3*4 (мир троичен — трехмерен), изначально расщепляется и пространственно, и в энергетическом смысле.
Сущность любого жертвоприношения — энергетическая, поэтому даже отношение 5 к 8 современная наука, конечно, очень схематично, трактует как теорию супергравитации, что создает основу для полного объединения, в рамках которого весь мир управляется единственной суперсилой, предстающей перед нами разными гранями.
Проще говоря, 58 — есть символ подключения к мировой космической энергии, к знаменитому эзотерическому «врилю».
В системе розенкрейцерства помимо таких «должностей» как «хранитель порога», «астролог», «мать», имеется довольно специфическая функция, которая употребляется нечасто, только в тех случаях, когда требуется ее (а это обязательно женщина, и обычно крупных форм) авторитетный голос для утверждения той или иной истины. Наподобие судьи чести. Она и называется — «смерть».
Этой женщиной была Нессельроде. То есть Пушкин сразу указывает на уровень акции — эзотерическую область розенкрейцерства, как бы говоря: «я все понял, Дантеса я вызову, он женится». Но через время он узнает маневры Геккерена и взрывается — это выходит за все рамки, вот он за все заплатит. Царь его останавливает — еще не время. К этому моменту Пушкин прекрасно знал, что ему нужно умереть. Но когда и от кого — не знал.
НО ЗАТО ЗНАЛ, ЗА ЧТО!
«Египетские ночи», или «Моцарт и Сальери»
«Убийство, хоть и немо, говорит чудесным языком».
В. Шекспир, «Гамлет»
С. Н. Булгаков в своих «Тихих думах» вопрошает: «Есть трагедия, но о чем? Как ни странно, но доселе остается не раскрыт этот творческий замысел. О чем здесь идет речь? О соотношении ли гения и таланта, о природе ли творчества вообще, о человеческих страстях?»
А жившие позже, в другие времена, подметили и «социальный нонсенс». Почему это произведение Пушкина не только не подверглось никакой цензуре (Жуковский даже советовал «усилить»), и было вскоре даже поставлена в Александрийском театре? А ведь в нем поэт открыто обвиняет «главного музыканта» родственной империи в убийстве великого Моцарта. При полном понимании Вены.
И почему он обратился к теме «Сальери» в 1830 г., ведь европейский скандал со «слухами о покаянии Сальери» интриговал публику в середине 20-х годов[25]? «Нет правды на земле, но правды нет и выше, мне это ясно как простая гамма». Формально — чистое богоборчество, отрицание Божьей правды. И это ставится на главной сцене империи. Но Пушкин сразу подчеркивает ту плоскость, на которой развернется действо — действо «прошлобудущее». Плоскость гнозиса Мистерии.
Отец церкви Климент Александрийский упоминает о таком разделении Мистерий: «После очищения следуют Малые Мистерии, в которых даются некоторые основы правил и предварительного подготовления к тому, что должно последовать, а затем Великие Мистерии, после которых нет ничего непознанного во всей вселенной, и остается лишь созерцать и понимать природу вещей». Пифагорейская школа может служить типом дисциплины, которая требовалась перед посвящением в мистерии («… как простая гамма»). В ней было три ступени: первая («Слушателей»); вторая («Математиков»), которые изучали геометрию, музыку, природу числа, формы, цвета, звука; на третьей ступени, физиков, нужно было овладеть космогонией и метафизикой. Эти три ступени вели к истинным мистериям.
В конце XIX века европейское искусство обратило свой взгляд на восток и стало активно интересоваться эстетикой японской гравюры. Одним из первых, кто стал коллекционировать гравюры укиё-э в России, стал Сергей Китаев, военный моряк и художник-любитель. Ему удалось собрать крупнейшую в стране – а одно время считалось, что и в Европе – коллекцию японского искусства. Через несколько лет после Октябрьской революции 1917 года коллекция попала в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и никогда полностью не исследовалась и не выставлялась.
Одну из самых ярких метафор формирования современного западного общества предложил классик социологии Норберт Элиас: он писал об «укрощении» дворянства королевским двором – институцией, сформировавшей сложную систему социальной кодификации, включая определенную манеру поведения. Благодаря дрессуре, которой подвергался европейский человек Нового времени, хорошие манеры впоследствии стали восприниматься как нечто естественное. Метафора Элиаса всплывает всякий раз, когда речь заходит о текстах, в которых фиксируются нормативные модели поведения, будь то учебники хороших манер или книги о домоводстве: все они представляют собой попытку укротить обыденную жизнь, унифицировать и систематизировать часто не связанные друг с другом практики.
Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.
Культура русского зарубежья начала XX века – особый феномен, порожденный исключительными историческими обстоятельствами и до сих пор недостаточно изученный. В частности, одна из частей его наследия – киномысль эмиграции – плохо знакома современному читателю из-за труднодоступности многих эмигрантских периодических изданий 1920-х годов. Сборник, составленный известным историком кино Рашитом Янгировым, призван заполнить лакуну и ввести это культурное явление в контекст актуальной гуманитарной науки. В книгу вошли публикации русских кинокритиков, писателей, актеров, философов, музы кантов и художников 1918-1930 годов с размышлениями о специфике киноискусства, его социальной роли и перспективах, о мировом, советском и эмигрантском кино.
Книга рассказывает о знаменитом французском художнике-импрессионисте Огюсте Ренуаре (1841–1919). Она написана современником живописца, близко знавшим его в течение двух десятилетий. Торговец картинами, коллекционер, тонкий ценитель искусства, Амбруаз Воллар (1865–1939) в своих мемуарах о Ренуаре использовал форму записи непосредственных впечатлений от встреч и разговоров с ним. Перед читателем предстает живой образ художника, с его взглядами на искусство, литературу, политику, поражающими своей глубиной, остроумием, а подчас и парадоксальностью. Книга богато иллюстрирована. Рассчитана на широкий круг читателей.
Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.