Шургельцы - [94]

— Чего ж ты не в избе, а здесь валяешься?

— Дом-то они запирают. А как же, у кума добра-то ой-ой-ой!

— Придержи собаку, — приказал Ванюш и шагнул к сараю.

— Она уж и не хочет лаять, не тронет. Видишь, я с ней рядом сплю.

— Почему? Овчарка же.

— Он ее перестал кормить, говорит, пусть поживет голодной, злее будет. Ослабла она.

Ванюш осмотрелся, прошел подальше и на сушилке, сделанной из ободранных липовых жердей, увидел до крыши наложенную траву. Были там и овсяные снопы.

— Иван Петрович, не поможешь перекинуть на сушилку? — показал Маськин на траву, сваленную во дворе. — Я чего-то обессилел, не смог поднять. К рассвету привезли. По нечаянности заснул. — Он взял вилы, подцепил небольшую охапку, но покачнулся, закашлялся.

— Не трогай, пусть тут лежит.

— Почему ей тут лежать? Он мне велел на сушилку…

— А я говорю, не трогай.

— Ладно, коли так. Мое дело такое: сказали — сделал… Тракторная лошадь-то теперь у кума. Кормить ее надо?

— Кормить надо, но не дома и не ездить на ней на базар, срывая подвозку горючего. — Ванюш так взглянул на Маськина, что тот засуетился, не знал, куда вилы положить.

— Ты уж, Иван Петрович, на меня так не смотри…

— А как на тебя смотреть? Ты был членом ревизионной комиссии, а теперь стал соучастником расхитителей.

Маськин не на шутку струхнул. Провожая Ерусланова за ворота, шепнул, что Мешков поехал не на базар, а отвозить Сухви и Чегесь на станцию. Ванюш, как только услыхал имя жены, побледнел так, будто перед его глазами близкий человек умирал.

— Не вру, до рассвета здесь гуляли. Ты только не знал, — уверял его Маськин. — А твоя-то бывшая так научилась светленькое в ротик опрокидывать — смотреть любо. Сама поправилась, кругленькая вся, розовенькая. Правду говорю, еще красивше стала. А поет лучше, чем соловей, что по утрам на задах у Савки Мгди заливается.

— Не она, наверное, была. Ты перепутал спьяна, — решительно сказал Ванюш.

Маськин ударил в грудь слабым кулачком:

— Зря словами бросаться, что ли, буду? Мне все равно конец. — Маськин опять закашлялся и растерянно сказал: — Мне жить надоело.

— Почему же это вдруг?

— Не спрашивай, братец.

Ванюшу было не до горестей Маськина. Он решил зайти к теще, узнать, на самом ли деле приезжала Сухви, почему ему не сообщили. Но дом Лизук был заперт на замок. Он посмотрел на траву. Действительно, был тут след телеги, такой же, как перед воротами Мешкова. Он решил узнать, во сколько будет поезд, заторопился в сельсовет к телефону. По дороге ему встретилась соседка Лизук и не таясь сказала, что Сухви приезжала на одну ночь, просила Ванюшу не говорить. Чегесь к ней присосалась как клещ и увязалась за ней в город, вроде как на работу устраиваться. Хочет городской майрой заделаться. Соседка что-то еще хотела шепнуть, но Ванюш спешил к телефону. Да напрасно. Со станции ответили, что поезд ушел с полчаса назад. Ванюш больше всего беспокоился теперь за мать. Узнает — совсем от горя сникнет. А кто-нибудь обязательно проговорится, на селе новость не утаишь, да и сам не думал скрывать от матери. Но как сказать об этом?

Горе горем, а трактор-то стоял. Для него нужно было горючее.

— Где выездная? — спросил Ванюш у конюхов.

— Отдыхает. Вы же распорядились наряжать всех выездных на работу. И кроме того, ей приходится свое дело делать.

Ерусланов объяснил конюхам, зачем нужна лошадь.

— Срочное дело, стало быть, — согласились конюхи и стали запрягать. — У Мешкова надо лошадь отнять, — ворчали они.

Ванюш хотел ехать сам, но Кирка Элексей возразил:

— Зачем тебе? Давай я съезжу. Где документы?

— В том-то и дело, что талоны на горючее Мешков с собой увез. Надо договориться там, на месте.

— Тогда не справлюсь, — сказал Элексей, — поезжай сам.

— Везет Мешкову! Трудодни идут, а работают другие.

— Да, еще вот что, — вспомнил Ванюш.

Он рассказал, что Мешков завез к себе во двор колхозный корм, и попросил конюхов вывезти его. Те обрадовались — очень не любили Мешкова.

— Корм-то мы вмиг увезем, а вот акт кому из нас писать? Нет уж Екима.

Все засмеялись.

— Чего там, — сказал Кирка Элексей, — сейчас запряжем Верного, он у нас жеребец сильный, вывезем.

— Вы, товарищи, подождете, я сейчас письменное распоряжение оформлю от правления и от сельсовета. И одной подводы там не хватит.

— Ух ты, ненасытное брюхо! Чай, кум ему помог, Маськин-то?

— Наверное. Он у него во дворе на траве спал.

— А заодно и его сюда прихватим, попугаем, — засмеялся Стюпан. — Чего там смотреть, поехали.

Стюпан сел вместе с Ванюшем на телегу и вскоре вернулся с распоряжением за двумя подписями и печатью. Конюхи уселись. Семьюн Мирски сердито сказал:

— Он когда-то середняков раскулачивал, а нонче мы его потреплем.

И в самом деле, когда-то Мешков с Маськиным пытались «раскулачить» Семьюна Мирски, хотя он имел в хозяйстве одну корову и только накануне вступления в колхоз купил старую лошаденку.

В правлении сразу стало известно, что у Мешкова будут отбирать корм.

Никонов решил известить кого следует. Пошел в сельсовет — там никого в это время не было, — вызвал райисполком.

— Самого председателя, — попросил он. — Здравствуйте, товарищ Митин, примите от меня поклон, наилучшие пожелания… У нас творятся незаконные вещи, и я должен известить вас. У одного колхозника, вы его знаете, бывший наш завхоз, крепкий, хозяйственный мужик, так вот у него Ерусланов распорядился отобрать корм, припасенный для личного скота, что предусмотрено уставом артели. Что? Да, да, как отбирал кирпич на дороге. Вот именно, разбойник. А, он на все способен. Что? Нет, не сумел предотвратить. Поддержали его требование, сельсовет тоже. Вторая просьба — о моем личном деле. Жду вашего звонка. Насчет переброски меня в Урюмскую артель… Хорошо, подожду. Заранее благодарю.