Шургельцы - [42]

— Сваха, спасибо тебе, хорошую дочь сумела вырастить. Спасибо тебе, сноха, что не побрезговала нами, — поцеловала сноху Спани. — Пришедшие наших детей поздравить, добрые люди, выпьем-ка за их здоровье. — И она тихо заплакала, а потом засмеялась.

— Эх, отцы не дожили…

— Порадовались бы.

— Хороша парочка, — говорили вокруг гости.

— Горько так, пить невозможно, — пошутил кто-то.

— Горько! Горько! — закричали все дружно.

Ванюш и Сухви робко переглянулись, поцеловались.

— Теперь сладко, как шербет, — захлопали все в ладоши.

— Девушки, не напивайтесь, — крикнул Ягур. — Акта не составлю, а без шампанского оставлю. Вот оно, целебное-то! Мой друг Маркел пешочком из Буинска принес.

— Пить, так пить до дна!

— Уж выпили, спасибо на добром слове… Ягур, растяни гармонь. Какая же свадьба без музыки да без пляски!

Из-под длинной лавки Ягур вытащил гармонь, растянул мехи, и его легкие пальцы побежали по клавишам.

— Ты играй, а я в ладоши буду хлопать, все равно перехлопаю, — засмеялся Маркел. И захлопал громко, как в колотушку. За ним — девушки. Кто-то уже притопнул.

Шихранов, сильно захмелевший, вскочил, хотел было пуститься вприсядку, но чуть не упал.

Ягур пошутил:

— Сергей Семеныч, вы на один бок приняли изрядно. Выпейте на другой, для равновесия.

Председатель не ответил, шатаясь подошел к Ванюшу.

— Наконец-то до тебя добрался. Здоровья желаю, — протянул он руку.

— Спасибо, Сергей Семенович.

— Трудности теперь для нас пройденный этап. Мы повздорили, скрывать нечего… Сухви, прав я или нет? — Он выхватил из рук девушки чарку, выпил.

Почему тихо сидите?

Свадьбу плохо играете, —

запели гости со стороны жениха.

Свадьбу плохо не сыграем,

Сухви наша хороша… —

притопывая ногами, ответили девушки, подружки невесты. Загремела звонкая свадебная песня, началась пляска: стекла дребезжали, и гнулись половицы.

Старый Мгди, в лад старинной песне, заиграл на скрипке. Парни и девушки и плясать бросили, хором подхватили песню.

Вот она, настоящая чувашская свадьба! На середину зала выбежали молодые гости в старинных костюмах, а за ними вышла невеста — в хушпу[6], в сурбане[7], звеня нагрудными украшениями. Ее окружили девушки в серебряных теветах[8], в звонких шульгимэ[9], хлопая в ладоши, закружились весело.

— Хороша сноха будет у тебя, Спани, — говорили старухи, глядя, как танцует Сухви.

— Лизук, твоя дочь за хорошего человека вышла, — говорили другие, посматривая на Ванюша.

Каким бы веселым ни был праздник, он все равно проходит. Так и эта свадьба. Длилась она до утра, без ссор, без драк, все было хорошо, все довольны остались. Но и она кончилась.

Молодые вместе жить начали. Спани сноху только что на руках не носила, нежила, как родную дочь. Если Сухви и возьмется за что, свекровь уж тут как тут, пожалеет: «Ладно, ладно, сноха, сама сделаю. Ты учи уроки, тебе некогда».

Однажды Ванюш, вернувшись с фермы, сел напротив жены. Ласково, пристально смотрел на нее.

— Сухви, тебя каждый вечер встречать надо бы, я понимаю, ведь Бурундуки не близко. А я вот все задерживаюсь, не могу на дорогу выйти. Ты не обижаешься?

Вместо ответа жена спросила:

— А почему это ты говоришь об этом? — На лице выступили розовые пятна, а глаза стали еще больше — черные-черные, как угли.

— Как почему? Просто так спросил. Что с тобой?

— А ничего, — ответила Сухви, — я иной раз и остаться заночевать могу, если тебе мешаю. — Она нахмурила брови, опустила длинные ресницы.

— Да что с тобой? — удивился Ванюш.

Сухви не ответила.

Вот и вместе они — муж и жена, а все неловко им как-то, не привыкли, что ли. Дичится Сухви, как будто не все говорит, что думает, что у нее на сердце, не узнаешь.

СКАЗАВШИЙ ПРАВДУ РОДНЫМ НЕ УГОДИТ

Перед правлением остановились санки с черной спинкой.

С санок спрыгнули двое мужчин и две женщины. Одна из них лет под сорок, другая — совсем молодая.

— Дуся, — окликнула старшая молодую, — не замерзла?

— Не заметила, как доехали.

Лошадь привязали к столбу, а сами прошли в правление.

Савка Мгди предложил гостям стулья, а сам ушел за перегородку. Покопавшись там, он вышел уже не в лаптях, а в новых валенках, без зипуна, с расчесанной надвое бородой. В правлении, кроме Мгди, никого не было, и гости из Бурундуков решили зря время не тратить, осмотреть хозяйство.

На улице первым встретился им завхоз Мешков.

— Леонтий Иванович, Яков Яковлевич, добро пожаловать, — заулыбался он гостям.

Мешков повел их к амбарам. Там были Ванюш, Сухви.

— Соня, ну и подруга называется… До сих пор не сказала, что за Ванюша замуж вышла, стороной узнаю. — Дуся обняла Сухви, расцеловала в обе щеки, шепнула на ухо: — Почему такая невеселая? Я бы целый день плясала, если б такой хороший замуж взял.

— Да так… — неясно проговорила Сухви, и голос ее был невесел, и красивые глаза беспокойно метались.

Не дожидаясь председателя, гости заглянули в амбар, посмотрели, как хранятся семена.

— У нас семян трав очень мало, — сказал Ванюш. — Как русские говорят, кот наплакал. Плакать, думается, и надо… Не умели, а взялись…

— Ты что, Иван Петрович, против указаний? — подозрительно спросил Мешков.

Ванюш ничего не ответил, гости тоже промолчали.

Во двор забрел старый бык, грелся на солнце. У него шея облысела, рога были сломаны, на концах свернулась кровь. Бык засопел и вяло зашагал, по самое колено увязая в снегу. На его спине сидели, нахохлившись, два петуха, один серый, другой белый. Когда бык тронулся с места, они слетели на землю и заковыляли, спотыкаясь и едва не падая. Видно, ноги были отморожены.