Шура. Париж 1924 – 1926 - [40]

Сеит заметил, как в помещение вошла женщина с маленькой девочкой на руках. Девочка напомнила ему Леманушку. Нет, он не мог ее оставить. Не мог оставить и Мюрвет. Он поднялся с места и вернул свои бланки сотруднику. Пожилой русский, сидевший за столом, с удивлением посмотрел на бумаги.

– Вы можете передать мое право на переезд кому-нибудь другому, – грустно улыбнувшись, сказал Сеит.

– Вы уверены, господин Эминов?

– Да, я уверен.

– Вы ведь знаете, что мы не можем вернуть вам деньги?

– Да, я знаю, – вновь горько улыбнувшись, ответил он. Его мечты рухнули, разве потеря ста двадцати лир могла сравниться с этим? – Спасибо.

Уходя, он в последний раз посмотрел на табличку с надписью «Легинатс» на двери. Надежды на новый мир остались на пустом бланке, оставленном за дверью, а он, Сеит, остался здесь, в Турции, рядом с женой и дочерью. Но он чувствовал, что ему чего-то не хватает. Приятное волнение медленно угасало. Будущее больше не сулило ничего хорошего. Он не мог ни вернуться на Родину, ни уехать куда-то еще. Он застрял там, куда привела его судьба. Работать и зарабатывать деньги – все это теперь не имело ни смысла, ни цели.

Думая обо всем этом, Сеит дошел до своего ресторана на Арабаджи и сделал то, что планировал уже давно. Он шепнул одному гостю, что хочет продать ресторан, а спустя два дня уже нашлось несколько желающих. Сеит оставил заведение тому, кто назвал самую высокую цену. Положив деньги в карман, он поехал домой.

Только переступив порог, он сразу же внимательно посмотрел в глаза Мюрвет, которая ждала его вот уже несколько дней. Он пытался разглядеть в ее взгляде сожаление, но не увидел его. Это дало Сеиту возможность спокойно сообщить то, что он планировал:

– Поздравляю, Мурка, твоя взяла. Я избавился от документов «Легинатса». Теперь мы точно никуда не едем.

Потом, словно вспомнив что-то важное, прибавил:

– И я продал ресторан. Теперь я безработный и всегда буду дома. Ни в Америку не уеду, ни шага за порог не сделаю. Все, как ты хотела. Посмотрим, будешь ли ты теперь счастлива.

Мюрвет могла понять настроение мужа. Она слезами заставила его поступить по-своему, и теперь он наказывал и ее, и себя. Женщина погладила живот, думая о том, как долго еще сможет скрывать от него беременность. Рано или поздно ей придется рассказать Сеиту о своем положении. Может, через пару дней, когда он отойдет и повеселеет. Тогда они смогут сесть и поговорить.

Но прошли дни, а Сеит не веселел. Он превратился в одинокого, унылого домоседа.

Они больше не могли позволить себе жить в Английских апартаментах на Айналы-чешме. Теперь они существовали на сбережения, так что аренда вскоре стала бы им не по карману. Мюрвет хотела переехать поближе к матери, и, как ни удивительно, Сеит не возражал. Он словно стал другим человеком – Пера и Бейоглу больше не очаровывали его. Они переехали в дом на площади Джинджи, который им помогла арендовать Эмине.

Когда они собирали вещи, Сеит молча помогал жене. Он вызвал машину и все так же безмолвно следил за погрузкой. Мюрвет с удивлением наблюдала за мужем – давно он не был настолько спокойным. Его жизнь всегда была полна событий, любое свое решение Сеит наполнял страстью и искренним рвением, а сейчас как будто угас. Жизнь словно не принадлежала ему больше. Будто он не прожил ни дня в этой светлой квартире, которую так любил. Теперь ему было все равно. Его молчание тревожило Мюрвет. Но женщина надеялась, что новый этап жизни изменит мужа, а переезд из Бейоглу успокоит его. Возможно, вместе со старым адресом и мечтами об Америке Сеит оставит здесь и тоску по России.

Но все эти события только убедили Мюрвет в том, что она плохо знает своего мужа. В день переезда он разгрузил машину и перенес вещи в дом, однако большая их часть так и осталась лежать в баулах – новая квартира была недостаточно велика для того, чтобы вместить все вещи из прежней. Даже Мюрвет осознала, что чувствует себя чужой в районе, где провела детство. Все стало другим: одежда людей, дома, их убранство – все отличалось от привычного ей Бейоглу.

Январские сумерки наступали рано. Мюрвет пыталась освободить место на кухне, чтобы приготовить что-то для Леман. Сеит, устроившись у окна в гостиной, зажег сигарету и разглядывал дома, стоявшие по другую сторону улицы. Дома были старыми и деревянными, их эркеры выглядели так, словно вывалились наружу; однако между ними теснились более ухоженные здания, и казалось, будто свет заперт в них, как птица в клетке. Этот район был чужд Сеиту. Внутри у него все похолодело. Ему показалось, будто дома сейчас рухнут на него. Он захотел выйти и подышать свежим воздухом.

– Я ухожу, – сказал он Мюрвет, взяв пиджак и направившись к выходу. – Если хочешь, приготовь мангал, я принесу мясо. Счастливо!

Мюрвет, кормившая Леман, так и застыла с ложкой в руке. Она понимала, что муж снова отдаляется от нее. Должно быть, она разочаровала его и сильно обидела, но где и когда – этого женщина не знала. Однако менять что-то было уже поздно. Это она вынудила их остаться в Турции. Она одержала свою маленькую победу, и отношение Сеита к ней беспокоило ее не так сильно. После того как Леман поела, Мюрвет уложила ее на колени, и девочка вскоре уснула.