Шура. Париж 1924 – 1926 - [38]

Белые эмигранты Парижа, сироты огромной империи, заняли особое место в социальной сфере города именно потому, что они стали жертвами режима, погубившего их страну. Примерно двести тысяч людей со сломанными судьбами, ранее оказавшие сильное влияние на жизнь Стамбула – их первой остановки, – теперь перебрались в Париж, чтобы изменить и его. Столица Франции стала культурным и политическим центром белогвардейского движения. Они начали выпускать русскоязычные газеты и журналы и потихоньку создавали в Париже свою небольшую Россию с театрами, школами, училищами, детскими домами, храмами, ресторанами и необычайно сильным литературным и художественным сообществом. И здесь, во Франции, как и везде, где они оседали, они пытались сохранить свою идентичность.

Однако новое время диктовало свои правила, и, как бы они ни старались придерживаться привычного уклада и сохранять культуру и традиции, их будто силком тащили в другое измерение. Они больше не могли быть самими собой или теми, кем хотели быть. Менялось все – от одежды и причесок до жизненного уклада. Здесь, вдали от сказочного чеховского мира и вольготной жизни, не оставалось ничего, кроме энтузиазма, присущего их нации. Но менялось не только прошлое.

Белые эмигранты Парижа, как и остальные белогвардейцы, долгое время жили мечтой о том, что однажды большевистский режим рухнет и они смогут вернуться на Родину. Они верили, что огромная держава не сможет навсегда оставаться под игом мародеров, сжигавших целые города, убивавших и грабивших население. Эта вера помогала им выживать на новых землях. Каждый отложенный франк помогал им чувствовать себя ближе к России. До тех пор, пока в 1924 году Франция не признала Советский Союз. Красное полотнище с изображением серпа и молота, поднятое над новым посольством, выглядело как плевок в лицо белогвардейцев и возвещало им: мечты никогда не сбудутся.

Тот факт, что страна, в которой они укрылись, теперь сотрудничала с большевиками, от которых они бежали, сильно ранил белогвардейцев. Привычное беспокойство за собственное будущее теперь значительно усилилось.

Василий Алексеевич Маклаков, последний посол Временного правительства, был очень обеспеченным человеком и безупречным адвокатом. После отстранения от должности он продолжал поддерживать Белое движение, не оставляя без помощи одиноких, беспомощных и обеспокоенных людей, которым помогал до этого. Он оформлял свидетельства о браке и смерти, утверждал выпуск газет на русском языке, при необходимости объяснял французским властям потребности эмигрантского сообщества и прилагал все усилия для того, чтобы помочь соотечественникам решать их проблемы.

Когда в октябре 1917 года Маклакова назначили послом во Франции, где он сменил Александра Извольского, он узнал о том, что страна попала в руки большевиков, но не пренебрег своими обязанностями. Несмотря на то что Маклаков вскоре был уволен, он на протяжении семи лет поддерживал русскую эмиграцию в Париже. До тех пор, пока Франция не признала новый режим.

Прежде чем покинуть здание посольства в ноябре 1917 года, Маклаков приложил все возможные усилия к тому, чтобы документы, оставшиеся со времен императорской России, не попали в руки преемника, Леонида Борисовича Красина. Среди этих документов находились архивы Охранного отделения – органа Департамента полиции России, занимавшегося политическим сыском. «Охранка» с 1866 года отслеживала политическую деятельность на территории империи, и архивы сохранили огромное количество писем и личных документов революционеров. Маклакову удалось переправить часть этих архивов в Америку, в Стэнфордский университет.

Маклаков, полупризнанный представитель ушедшей эпохи, до последнего хлопотал перед французским правительством за дела переселенцев, называя себя «неаккредитованным послом». Он сознавал шаткость своего положения и не стеснялся шутить об этом. Однажды он сказал, что считает себя похожим на оставленную на стуле газету, которую кто-то положил, чтобы занять место.

С 1917 года Маклаков не только взял на себя ответственность за белых эмигрантов, осевших в Париже, он также активно следил за развитием событий в России и надеялся, что та освободится от оккупантов.

В октябре 1920 года Маклаков встретился в Крыму с генералом Петром Врангелем и другими лидерами Белого движения. Однако эта поездка стала его последним визитом в Россию. После того как Врангель и его солдаты покинули Севастополь, ни один белогвардеец уже не мог вернуться на родину. С тех пор Маклаков продолжил вести гражданские дела соотечественников не только в Париже, но и по всей Франции, предоставляя услуги по оформлению рождений, браков и смертей.

Как же повезло белым эмигрантам с Маклаковым после всего, что выпало на их долю! Ведь само присутствие советского посольства на территории Франции представляло для них большую угрозу. Большинство переселенцев были бывшими офицерами, сражавшимися с красноармейцами. Кроме того, эмигрантам катастрофически не хватало денег. Даже те, кто был очень богат в России, больше не могли вести привычную жизнь. Приходилось экономить спасенные средства. Теперь, когда Франция пожала руку Советскому Союзу, их доверие к стране, в которой они укрылись, было подорвано.