Штурманы - [26]

После раскрытия парашюта Владимир огляделся. «Где ребята?» Сколько ни вглядывался в темноту — никого не видел. «А может, ребята уже на земле?» Он перевел взгляд вниз и… замер от неожиданности. Всюду, насколько хватало глаз, расстилалось море. Поглощенный борьбой с пожаром, он машинально все-таки вел горящий самолет домой, на северо-восток. «Ну что за злосчастье?! Из каких только переплетов не выкручивался?! И утонуть в море…»

Владимир стал лихорадочно раздеваться. Освободился от ремня с кобурой, расстегнул одну за другой все пуговицы и застежки комбинезона. Усевшись поглубже в подвесной системе парашюта, стянул с ног и выкинул в море сапоги. Расстегнул грудной и ножные обхваты и, когда до водной поверхности осталось чуть-чуть, скользнул вниз.

Вынырнув, освободился от комбинезона. Затем от гимнастерки. Намокшие, плотно обхватывающие икры ног галифе словно приклеились и никак не стягивались. Пока снял, четыре или пять раз уходил под воду… «Наконец, можно плыть! Но куда?.. А прожекторы!» Владимир закрутился на одном месте, но так и не увидел светлой части неба. «Далеко улетели», — он еще повертел головой и поплыл, сам не зная куда, лишь бы плыть…

Стоял октябрь, море было еще теплым, и он мог плыть, пока хватит сил. Одно пугало — не вернуться бы назад к берегам Крыма, занятого немцами. «А если кричать? Бывают же на море какие-нибудь суда или рыбачьи лодки?..» Он было широко открыл рот, но тут же закрыл. «А если подберут немцы?..»

Он не знал точно, в каком месте Азовского моря находится. Прикинул, выходило, в 20—30 километрах от нашего берега… Если так, то можно добраться. В детстве он плавал с мальчишками по родной Каменке вдаль, на выносливость. Когда подросли, перешли на Исеть, проплывали до 10 километров…

Прошло около часа, когда решил отдохнуть. Перевернувшись на спину, замер и даже закрыл глаза. Кругом стояла плотная тишина, какая бывает на море в штиль вдали от берегов. Ни звука, ни всплеска. Видно, рыба и та спала… «Где ребята?» Вероятно, плывут также… И может, близко. Подняв голову, прислушался. По-прежнему ни звука. Он не знал, что членов экипажа в этот час уже не было в живых. Сашка при выброске ударился головой о край люка. А радист Коля Петренко, не умевший плавать, утонул…

Открыв глаза, он увидел над собой кусок неба, свободный от пленки облаков. Посредине — опрокинутый ковш Медведицы. Над ним — призывно мерцающая звезда. «Полярная… Север! Север!» — догадался он. «Как же раньше не сообразил? Туда! Там наш берег! Наши…» Ободренный, поглядывая на небо, поплыл дальше. Опять отдыхал и снова плыл, отдыхал и плыл, и так без конца. Силы убывали. Держаться на поверхности становилось труднее и труднее. С каждой минутой тело наливалось усталостью, точно свинцом, и неудержимо тянуло вглубь… Появилась другая опасность — начали неметь пальцы рук. Потом дошла очередь до ног. «Только бы руки и ноги слушались… Продержаться до рассвета… Берег увижу… доску или бревно…»

Сверху донесся знакомый рокот моторов. «Разведчик, наверное? Домой идут… А может, мерещится?» Он снова прислушался — рокот исчез. Собрав остатки сил, он заставил себя плыть дальше. И тут звезды почему-то стали двоиться, троиться, прыгать и кружиться. Тогда он перестал глядеть на них. И только шевелил губами, повторяя: «Полярная… Полярная…». Каким-то чудом, сам не понимая как, держался на воде. Ни моря, ни неба толком уже не различал. Все слилось в какой-то радужный шар. Надо было что-то делать. И он закричал:

— Помоги-и-ите!.. Спаси-и-ите!..

Ему уже было все равно, кто услышит — свои или враги.

Но крик тонул вдали, не возвращаясь даже эхом. Порой ему чудился рокот моторки. И он различал ее контуры. И тогда вновь начинал кричать, но каждый раз все глуше и слабее. От сознания неотвратимости гибели он было заплакал в голос, но в полуоткрытый рот плеснула волна, и, проглотив изрядную порцию горько-соленой влаги, он замолчал… Наконец, силы иссякли. Вода залила подбородок, рот, нос и только глаза остались на секунду над поверхностью. Но вот и их залила вода. Море сомкнулось над ним. Тонул он плашмя, раскинув руки и ноги, медленно опускаясь на дно. Инстинктивно затаил дыхание и так со сжатыми губами опускался в глубину.

Но что это?.. Он вовсе не в море. Он дома, на мягкой постели… Откуда-то издалека приближается мать. Старенькая, худая, плачущая — садится на край кровати и ласково гладит по голове…

— Ну, вот, сынок, мы и встретились. Знал бы ты, как я тебя ждала…

Он открывает рот, чтобы ответить, и видит, как откуда-то сверху обрушивается поток. Все исчезает. Он вскакивает с постели и чувствует, что его ноги, подогнувшись, уперлись в пол. Вода давит со всех сторон, прижимает к полу… Он, собрав все силы, старается распрямиться… Еще! Еще одно усилие!

Вода куда-то исчезает… Он вновь видит небо и звезды.

«Бред», — шепчет он, но возвращаются силы, проясняется сознание. Надышавшись вдоволь, кое-как придя в себя, он огляделся… Вода по грудь, а берега не видно… «Мель! Мель! Их же много здесь… в Сиваше…»

Когда утром взошло красноватое солнце, то на песке косы, саблей врезавшейся далеко в море, видны были отпечатки босых ног, терявшиеся вдали…