Штурман воздушных трасс - [31]

Судец подробно ознакомил Прокофьева с обстановкой и задачей, возложенной на его группу: разрушать переправы через Днепр в районе Каховки днем и ночью. В ответ на вопрос об истребительном прикрытии Прокофьев услышал несколько раз повторенные: «необходимо», «должно быть», «требуется». Прокофьев понял, что с прикрытием плохо.

На самом деле с истребительным обеспечением все оказалось значительно хуже. Истребителей было так мало, что они нередко получали одновременно две задачи: сопровождать бомбардировщики и прикрывать войска от ударов авиации противника. Зная это, летчики группы Прокофьева не обижались, когда истребители, встретив их, доходили до определенного рубежа, потом отваливали и шли выполнять другую задачу. Теперь вся надежда оставалась на расчет, тактическую хитрость, мастерство сильного летного состава. Однако потери росли с каждым днем.

Помня испанский опыт, Прокофьев особо подчеркивал необходимость сохранения боевого порядка, чего бы это ни стоило.

— Будет истребительное прикрытие или нет, сила наша во взаимной помощи огнем. Фашистов я знаю, ни один из них не полезет сквозь завесу пулеметных трасс. Держитесь зубами друг за друга.

Не помогло предупреждение в первом полете.

Готовя к следующему вылету новую группу, Прокофьев несколько раз напоминал свое требование, приводил примеры из опыта войны в Испании, в Китае и с белофиннами, специально подбирал случаи удачных отражений атак истребителей противника бомбардировщиками на своем, Юго-Западном, и других фронтах. И не зря.

...До Перекопа девятка СБ шла на высоте тысяча метров вдоль железной дороги Джанкой — Херсон, затем — со снижением до самого Днепра. Над водой до Каховки летели плотным строем. Уже была видна понтонная переправа, по которой следовало нанести удар. Над переправой всегда дежурили фашистские истребители в несколько ярусов, начиная с высоты тысяча метров и выше. Группу СБ они не видели.

Первыми заработали зенитки, которыми был нашпигован весь правый берег. Командир дал команду на сброс. Посыпались бомбы, и тотчас группа стала разворачиваться в сторону своей территории.

— «Мессеры» сзади! — раздался голос стрелка-радиста. Командир обернулся и, прежде чем увидеть противника, заметил, как свой самолет начал энергичный отворот от боевого порядка. Еще мгновение — и он окажется один против группы вражеских самолетов.

Но вот, словно одумавшись, летчик снова занял свое место. И тотчас светящиеся трассы пуль потянулись к атакующим истребителям. Ведущий фашистского звена начал выход из атаки и прошел над бомбардировщиками на пределе досягаемости пулеметного огня. Его ведомый запоздал. И едва серое брюхо истребителя промелькнуло вблизи боевого порядка, десятки пуль вонзились в его обшивку. В тот же миг в левой части центроплана вспыхнул огненный шар, крыло отлетело, а сам самолет, быстро вращаясь вокруг продольной оси, устремился к земле... Больше атак не повторилось.

После разбора задания Прокофьев попросил летчика Горанова, который пытался оторваться от группы при атаке противника, рассказать о своих действиях и чувствах. Это был самый нужный, самый убедительный пример, и Гавриил Михайлович хотел, чтобы он запал в душу каждому летчику на всю жизнь. Потом, после разбора, некоторые признались, что трудно было удержаться от попытки последовать «примеру» Горанова.

От вылета к вылету летчики крепли, мужали. Исчез некоторый налет лихачества, легкомыслия. Пришли сосредоточенность, стойкость.

Из последнего вылета на бомбардировку железнодорожной станции Херсон летчики группы возвращались поодиночке. Вылет был тяжелый. На станцию пришел эшелон с танками. Фашистские истребители постоянно дежурили в воздухе над целью и на дальних подступах к ней. Поэтому атака их была настолько неожиданна и точна, что сначала никто из наших не понял, почему левый ведомый первого отряда вдруг взорвался. Группа ринулась к земле и почти на бреющем стала прорываться к цели. Это несколько обезопасило ее, но, сделав горку перед началом бомбометания, она оказалась почти на одной высоте с нижним ярусом дежуривших истребителей противника.

Бомбили неприцельно, кто как мог. Словно взбудораженный осиный рой, кружились около наших истребители противника. Стрелки едва успевали отбиваться то с одной стороны, то с другой. Командир группы снова устремился к земле, одновременно разворачиваясь в сторону своей территории.

На выходе из крена по крутой траектории падал еще один бомбардировщик. Вслед за ним, почти догоняя, оставлял последний дымный след сбитый истребитель противника.

Когда ушли от преследования, начали рассыпаться. У кого-то перегрелись моторы, кто-то не мог держать большую скорость из-за повреждения самолета, кто-то уже шел на вынужденную.

Прокофьев, увидев одиночно прилетающие самолеты, понял, что это, возможно, один из самых трудных вылетов. Он дал команду приготовиться врачу и техникам для оказания помощи.

Летчики садились с ходу, стараясь быстрее отрулить на свою стоянку, словно до сих пор ощущали преследование фашистских истребителей.

Не хватало пяти самолетов. А горизонт уже кругом был чист. Севшие летчики не могли точно сказать, сколько сбито. Они даже не знали, кто из них вернулся.