Штурман воздушных трасс - [19]

Гавриил не мог оторваться от пулемета даже тогда, когда кончились патроны. «Черт возьми, как мал боезапас», — подумал он с досадой. А впереди, внизу, двигалась колонна, и конца ее не было видно.

С 9 марта командование ВВС организовало конвейер самолетов с таким расчетом, чтобы все время держать противника под напряжением. Пока одна группа наносила удар, другая шла от цели, третья заправлялась, четвертая уже взлетала. Штурмовики сменяли истребителей, а их, в свою очередь, сменяли бомбардировщики.

К исходу 12 марта наступление итальянского корпуса сменилось короткой обороной, а затем и отступлением. Оно было настолько стремительным, что однажды ввело в заблуждение взлетевшую авиацию мятежников, которая на глазах республиканцев нанесла удар по бегущему батальону дивизии «Литторио».

Бесславный конец итальянского корпуса потряс командование мятежников. В буржуазной прессе замелькали мистические заголовки типа «Чудо под Гвадалахарой!». А чуда не было. Были стремление спасти столицу и предельное напряжение сил.

Летчики эскадрильи Проскурова делали по три-четыре вылета в день. Радость победы была так велика, что никто не вспоминал об усталости. Отдыхом считалась помощь техническому составу набивать патронные ленты и подвешивать бомбы. И как было уйти отдыхать, когда набивкой лент занимались даже женщины и дети соседних деревень! Только короткая весенняя ночь вынуждала летчиков покинуть кабину самолета и аэродром.

Даже в ходе интенсивных полетов на боевые задания постепенно происходила смена летного состава. Большинство летчиков и штурманов, прибывших с Гавриилом, уже уехали на Родину. Пришла замена и ему. В мае, когда готовилась новая большая операция на теруэльском направлении, Прокофьев вернулся из полета на разведку и во время доклада результатов узнал, что здесь, в штабе, рядом стоит человек, которому он должен передать свои полномочия. Это был штурман Ливинский.

Оставалось только слетать с новым штурманом и ознакомить его с обстановкой на фронте.

Уже после первого совместного полета с Ливинским Прокофьев сказал о нем, как когда-то об Острякове, что это настоящий боевой штурман.

Вскоре Ливийский подтвердил эту высокую оценку.

В конце мая 1937 года республиканский флот совместно с авиацией должны были нанести удар по военно-морской базе мятежников на острове Ибиса. Обнаружив на рейде немецкий линкор «Дойчланд», командующий флотом решил не осложнять международную обстановку и отказался от обстрела базы. Однако летчиков-бомбардировщиков, участвовавших в операции, не предупредили об отмене удара. При выходе на базу самолеты были обстреляны зенитной артиллерией. Лавируя между разрывами снарядов, ведущий самолет прошел над линкором. Штурман точно прицелился и нанес удар.

На следующий день французское агентство Гавас сообщило взбудоражившую весь мир новость: «В Средиземном море самолет республиканской Испании атаковал германский линкор «Дойчланд» и попал в него двумя бомбами. Линкор получил серьезные повреждения: сбита башня главного калибра, сильно разрушена надстройка, взорвался один из котлов. Число жертв достигло восьмидесяти человек».

Спустя несколько дней это же агентство уточнило, что бомбил линкор советский доброволец Николай Остряков. Почти все было точно, за исключением деталей: самолет пилотировал Остряков, а бомбы «уложил» на палубу штурман Ливинский.

...Друзья из интернациональной эскадрильи тепло проводили первого штурмана испанских ВВС Прокофьева до Валенсии. А на следующий день он уже поднялся на борт теплохода «Либертад». Гавриил увозил с собой богатый боевой опыт первых схваток с фашизмом и оставлял частицу своего сердца героическому испанскому народу.

Из Валенсии судно направилось полным ходом в сторону от европейского берега, где шныряли военные корабли Германии и Италии, громившие все, что было связано с ненавистной им республиканской Испанией. Это обстоятельство несколько настораживало пассажиров. И когда на горизонте послышался гул авиационных моторов, многие взволнованно задвигались по палубе. Послышались тревожные голоса: «Чьи это?»

Гавриил еще не мог различить, чьи это самолеты, но, анализируя, пришел к выводу, что появление самолетов мятежников со стороны республиканского побережья маловероятно. В то же время он подумал, что и летчикам также трудно ответить на вопрос: «Чье это судно?» Ведь примитивной маскировкой боевого корабля легко сбить летчиков с толку. В этом он сам однажды убедился.

Это было в начале тридцать седьмого года. Скверная погода приковала авиацию республиканцев и мятежников к аэродромам. Ему позвонил Проскуров из Сан-Ховера и очень просил прилететь на следующий день, сказав, что есть интересное дело, даже пообещал прислать за ним авиэтку.

Иван уже ждал на стоянке, когда приземлилась авиэтка, доставившая Прокофьева.

— Ну, давай свое «интересное дело», — с нетерпением попросил Гавриил, едва они обменялись крепким рукопожатием.

— Потерпи немного, сейчас все узнаешь от Николаса[8].

С аэродрома они отправились на военно-морскую базу Картахена. Машина вошла в город и стала петлять по узеньким, кривым и грязным улочкам. На одной из них пришлось остановиться и подождать, пока не загонят ослика в подъезд, чтобы разминуться.