Штучки! - [8]

Летиции было шестнадцать лет, а мне – всего четырнадцать, но она великодушно забывала о двух годах разницы. Шестнадцать лет! Дочка двоюродного брата моей матери, то есть родственница достаточно дальняя для того, чтобы я могла считать ее и лучшей подругой. Ну вот, слова уже меня подводят. Вернее было бы сказать, что Летиция стала для меня земным воплощением совершенства, моим божеством в этом мире. Она обладала всем, чего лишена была я. Послушные светлые волосы, настоящая женская грудь, беспечные повадки кинозвезды… Она тайком покуривала и была просто неотразима, когда, отведя руку в сторону, выпускала струйку дыма. Да я хоть десять лет тренируйся – все равно никогда бы с ней не сравнялась! Я тогда с ума сходила по Легации. Если бы не боялась, что меня неправильно поймут, призналась бы сейчас, что она была моей первой любовью.

Она рассказывала мне запутанные истории о мальчиках постарше, об учителях, которым кружила головы, о друзьях отца, куда-нибудь ее приглашавших. Теперь-то, оглядываясь назад, я понимаю, что она попросту коллекционировала знаки внимания, как маленькие девочки собирают вырезанные из журналов картинки. Старательно и в полной невинности.

Она часто просила меня ее сфотографировать. Мы запирались в ее комнате, она наводила красоту и улыбалась в объектив. А потом рассылала снимки – в женские журналы, на конкурсы красоты, в модельные агентства. Она знала все пути и все пути использовала, но, к величайшему моему негодованию, никто не спешил откликнуться на ее желание стать топ-моделью. И все-таки я продолжала в нее верить и повторяла:

– Ты скоро прославишься, и твое лицо будет на первых страницах всех газет! Точно-точно!

– Знаю! – только и говорила она в ответ.

Одну фотографию своего кумира Элиза сберегла.

– Правда, удивительно хороша?

– Миленькая, – снизошла Каролина.

Во внешности кумира она ничего особенно интересного не увидела, ну разве что улыбка во все лицо.

– В жизни Летиция была лучше, в тысячу раз лучше! – попыталась заступиться Элиза, огорченная таким безразличием.

Да ведь и в самом деле – разве может снимок, пусть даже самый удачный, объяснить непреодолимое влечение четырнадцатилетней девочки к подруге чуть старше, уже готовой окончательно проститься с детством? Разве может изображение на фотобумаге передать, какой была Летиция, с неутомимостью первопроходца расчищавшая робкой Элизе дорогу к обманчивому Эльдорадо взрослой жизни? Вспомнить только, с каким волнением она следила за руками Легации, показывающей, как брить ноги, а потом протирать кожу душистым молочком! Летиция – это еще и шампунь с ароматом зеленого яблока, и связанный крючком купальник, и песни «Роллинг Стоунз»…

– Нет, тебе не понять, – вздохнула Элиза.

Летиция собирала коллекцию крохотных флакончиков духов и расставляла свои сокровища в ячейках типографской кассы, висевшей над ее кроватью рядом с плакатом Дэвида Хэмилтона[3]. У Летиции была самая красивая комната на свете.

– Надеюсь, такого у тебя еще нет! – сказала я, протянув ей находку.

– «Cristalle» Шанель? Какое же ты солнышко, Элиза! Дай-ка я тебя надушу! – И вылила на наши майки половину флакона. – Ты очень вовремя появилась, – продолжила она. – У меня великая новость… Просто величайшая новость! A big big news[4]!

И заставила меня угадывать.

– Твои родители решили жить вместе?

– Нет.

– Ты перебираешься к отцу?

– Тоже нет.

– Людовик хочет с тобой встречаться?

– Ну… да! Только я не об этом.

– Да ты что… Встречаться с Людовиком!…

Что могло быть круче?… Я сдалась, утратив способность соображать, и с трудом обрела ее вновь, когда узнала, что именно привело Летицию в такой восторг. Она наконец-то дождалась положительного ответа от модельного агентства! Благодаря моим фотографиям! Мы дружно завопили от радости и крепко обнялись, хохоча как ненормальные. Скоро улыбка Легации появится во всех газетах.

Он вышел один, без багажа, только пластиковый пакет в руке, – и едва не затерялся в толпе обычных прохожих.

– Жерар Корбье, пятьдесят четыре года, – сообщила Элиза.

– А у нас получится? – забеспокоилась Каролина.

– Должно получиться.

Подруги начали слежку. Этот тип хромал, и он ни разу не обернулся, – вот уж не думали, что все окажется до такой степени просто.

Каролина, конечно же, согласилась помогать Элизе, но в глубине души надеялась, что непреодолимые препятствия ждать себя не заставят и им волей-неволей придется отказаться от осуществления нелепых и опасных планов подруги.

Двадцать минут спустя, прокатившись на метро и двух автобусах, они оставили его у дверей никаким туристическим стандартам не соответствовавшего «Hotel Moderne». Что ж, первая часть Элизиного плана прошла как по маслу.

– Если хоть слово скажешь моим родителям – убью! – пригрозила мне Летиция, перед тем как расцеловать в обе щеки.

Она уже собиралась войти в вагон метро, но вдруг, развернувшись, крепко меня обняла. Я услышала, как колотится ее сердце – совсем рядом с моим. Потом раздался сигнал «поезд отправляется», и я ощутила такую же боль, как если бы с моей покрытой пушком руки слишком резко сорвали пластырь.

Я осталась одна на перроне. Купила в автомате коробочку медовых леденцов и вышла на нечистый воздух бульвара Батиньоль. На пути мне попался газетный киоск. Девушки на обложках улыбались или притворялись недовольными. «Лучше бы ее попросили улыбнуться!» – подумала я. Пусть все полюбуются ее ровными зубками, и ямочками, и искорками в глазах. Летиция с надутыми губами нравилась мне меньше, чем с улыбкой. Но разумеется, решать фотографу.