— Что ты мне эту палку суешь? Она же кривая! С ней ещё мой дед в Крымскую компанию воевал. Давай автомат!
Автомат ему не дали. Сержант вздохнул, потом вспомнил, кто стоит перед ним, гаркнул:
— Щас как тресну по башке, падла уголовная! А ну-ка встань в строй!..
Изо рта сержанта на Клёпу пахнуло махорочным перегаром.
Клёпа получил винтовку, встал в строй.
Только получили оружие и тут же новая команда старшины:
— Винтовки разобрать, почистить и смазать. Чтобы блестели. Как у кота яйца. Ночью на передовую. Там же получите боеприпасы. И смотрите мне!
Потом подумал и добавил:
— Винтовка должна у каждого работать, как жена в постели.
Носатый сержант сел в кабину, и полуторка, развернувшись, поползла обратно.
Где-то в стороне нервный мат старшины:
— Куда ты целисся, баран?! Мать твою! Мать! Мать!
Голос Швыдченко:
— Да я… это… только попробовал.
Снова крик старшины:
— Пробовать на своей бабе будешь, если она тебе даст. А здесь всё по команде!
И снова, мать-перемать!
Вечером старшина жаловался командиру роты:
— Ну и ёры, товарищ командир! Ну и ёры! Пятнадцать рокив в червонной армии служу. Но таких ещё не видав. Так и смотрят, как что-нибудь спереть, или напакостить. Скрали у меня портсигар. Не иначе как энтот, плюгавый, с блудливой мордой. Если они также и воевать будут, наплачемся мы с ними!
Посреди ночи штрафников растолкали, всех выгнали из траншеи. Потом раздали патроны — по три обоймы на человека.
Сложили обоймы в подсумки, подтянули ремни и через четверть часа уже топали по грязи в темноте навстречу вспыхивающим осветительным ракетам и колко пронзающим темноту огнистым трассирующим пулям.
Люди, в своих серых бесформенных шинелях, похожие друг на друга как близнецы угрюмо тащили на своих плечах и загорбках пулемётные станки и стволы, миномётные плиты, длинноствольные противотанковые ружья, похожие на длинные носы каких — то чудовищ.
Винтовка. Противогаз. На поясе подсумок с обоймами. Саперная лопатка. Котелок. На голове — неудобная и тяжеленная каска. За спиной горбится вещмешок с запасными портянками и нижним бельём.
В кармане сухарь.
Приклад винтовки елозил по спине, стараясь ударить по заднице.
— Не растягиваться! Шире шаг!
— Куда нас ведут? — спрашивал Швыдченко у идущего сбоку от строя молоденького младшего лейтенанта.
В штрафных ротах полагалось держать агитаторов, кем и был младший лейтенант, и тот ответил с небрежной грубоватостью в голосе:
— Когда придём, тогда и узнаешь. Отставить разговоры в строю!
Ночью подморозило. Звезд совсем немного — видны только самые крупные. Небо все же светлее, чем в Тайшете. Справа и слева в темноте виднелись танки и самоходки с длинными стволами, какие то деревья, бугорки блиндажей.
Шли долго. Устало бредущее воинство остервенело всаживало в колеблющийся мягкую, размокшую от дождя землю стоптанные каблуки старой обуви, пока не уткнулись в перекопанное и перерытое траншеями поле.
Отдельню штрафную роту поставили в первом эшелоне. Бойцы быстро заполнили пустые окопы, которые до них занимал стрелковый батальон. Пехотой усилили фланги.
Во втором эшелоне уплотнили боевые порядки. Батальонам предстояло идти сразу же за ротой прорыва.
Именно отсюда должно было начаться наступление.
* * *
Неделю назад, после возвращения из госпиталя, капитан Анатолий Половков оказался в офицерском резерве армии.
Он шёл по улицам небольшого прифронтового городка походкой незанятого человека и скользящим взглядом окидывал жилые дома, учреждения, прохожих и по военной привычке оценивая, где бы поставил огневую точку, высматривая попутно варианты отхода.
На душе был лёгкий шок.
За три года войны, в армейский тыл он попал впервые.
Сразу же поразило огромное количество наглаженных и затянутых в ремни офицеров, сновавших по улицам с деловым видом. У многих на груди ряды орденов и медалей.
Половков со смущением покосился на свою грудь. За три года боев он заработал всего лишь две медали «За отвагу».
Правда и два ранения.
Вспомнилась фронтовая присказка, что чем дальше от передовой, тем больше героев.
В тылу располагались все тыловые, хозяйственные и специальные подразделения, медсанбаты, артиллерия покрупнее, а потом помельче. День и ночь там царило столпотворение, слышались крики команд, всюду были натыканы часовые с оружием.
Ближе к переднему краю всегда охватывало сиротливое чувство: куда все подевались? В окопах на передке были видны лишь грязные, замызганные солдатики, такие же измученные и усталые офицеры.
Второй шок был от посещения офицерской столовой. Еду там разносили в тарелках, подавали официантки! Половков был потрясен. Женщин он видел только в госпиталях.
Не тратя напрасно времени, направился в штаб, где располагался отдел кадров.
Штаб — двухэтажное здание неподалёку от столовой. Половков быстрым шагом обогнал посторонившихся и козырнувших ему солдат.
На крыльце часовой пререкался с солдатом — артиллеристом.
— Мало ли, что тебе надо! — говорил часовой. — Получи пропуск и будь любезен, пропущу без звука.
— Да там мой майор!
— Мало ли чей там майор! А ну хватит, отойди! — строжился часовой, заметив подошедшего офицера.
— Товарищ капитан! — Вдруг раздался грозный голос над ухом зазевавшегося Половкова.