Он повернул голову. Рядом стоял вышедший из штаба невысокого роста майор, одетый с иголочки. — Почему не приветствуете старшего по званию?
— Виноват! — Машинально ответил Половков. — Не заметил.
Поймал себя на мысли, что захотелось щёлкнуть каблуками. Стало стыдно, что он, боевой офицер испугался какой-то штабной крысы.
Вероятно, что-то отразилось у него на лице.
Майор отошёл от него и остановился, оглядываясь.
Назначения в штабе ожидали еще несколько офицеров. Коротая тоску ожидания, они слонялись по улицам, заступали в наряды, исполняли обязанности офицеров связи.
Дожидаясь своей очереди, Половков в курилке услышал от офицеров, что два дня назад погиб командир армейской штрафной роты. Услышал и услышал, не придав этому значения.
Половкову еще в госпитале доводилось слышать разговоры о том, что при фронтах и армиях по приказу Верховного, созданы штрафные подразделения, в которых воюет всякое отребье — уголовники, дезертиры, даже бывшие полицаи и власовцы.
Слышал и о том, что воюют они отчаянно и всегда на переднем крае.
Половков три года провёл на передке, воевал в пехоте и не видел особой разницы между стрелковой ротой и штрафной.
Там и там назначали в разведку боем, ставили на прорыв обороны противника или на пути его наступления.
В кабинете, сухой и жёлтый, словно куст саксаула помощник начальника штаба армии, полистал тощую папочку с его личным делом. Нервно затянул тесёмки, и, бросив папку на стол, раздражённо спросил:
— Какого рожна ты ещё кочевряжишься капитан? — Помолчав какое-то время, добавил: — Соглашайся, пока я добрый.
Половков плотный, крепко сбитый, с серыми холодными глазами и строевой выправкой упрямо и несговорчиво молчал.
Помощник начальника штаба армии только что предложил ему должность командира отдельной штрафной роты. Назначение к штрафникам, где в подчинении у него будут уголовники и предатели, совсем не радовало.
Видимо это молчание вывело майора из себя.
Он взорвался. Ударил по столу жёлтым, сухим кулаком:
— Плохо начинаешь у нас службу, капитан! Что значит не пойду? — Его тенорок набирал высоту, густел, становился грозным.
Половков хмуро и неуступчиво упрямился.
— Я товарищ майор, боевой офицер. Дважды ранен, награждён. Мне всякой швалью командовать как то не с руки! — Наконец выдавил из себя.
Голос майора неожиданно помягчел.
— Да пойми ты голова садовая. Преступников и отребья в штрафной роте хватает. Но есть и просто бойцы. Хорошие солдаты, младшие командиры, которым просто не повезло. Большинство составляют именно они. И запомни. Тебе оказано доверие. Абы кому мы штрафниками командовать не поручаем.
Майор хитро прищурился, словно кот, почуявший мышь.
— Сам посуди, капитан. Майорская должность, права как у командира полка. Выслуга — один к шести.
Построжел.
— И не забывай. Мы ведь можем пересмотреть своё решение и тогда ты пойдёшь в штрафную уже рядовым!
Настроение Половкова вконец изгадилось. Попал, что называется. Без меня, меня женили! Не спросясь! Бред по сути.
— Слушаюсь. Когда отбывать?
Майор уже спокойно сказал:
— Во дворе «ЗИС» грузится, я уже предупредил, чтобы тебя взяли с собой. Сейчас зайди в кадры, оформи документы. Я распоряжусь, чтобы всё быстро оформили.
— Благодарю, товарищ майор!
— Благодарить потом будешь. Когда живым домой вернёшься!
Половков повернулся и вышел. Нашёл кадровиков. В кабинете сидело двое.
Капитан в мешковатой гимнастерке, скрывающей солидное брюшко и молодая женщина, с погонами сержанта и медалью «За боевые заслуги».
Капитан, прислонившись к подоконнику пил чай из настоящего стеклянного стакана в мельхиоровом подстаканнике.
Женщина сидела за громоздким и некрасивым столом. Она была в гимнастёрке и в юбке. На ногах ладные начищенные сапожки на каблуках. Под гимнастёркой была заметна крупная крепкая грудь.
Она была настолько миловидна, что её даже не портили ни грубая ткань гимнастёрки, ни офицерский ремень.
На столе перед ней стояла тяжёлая печатная машинка.
Капитан спросил фамилию и, покопавшись в своих бумагах, поставил печати в продовольственном и вещевом аттестатах.
Женщина мазнула взглядом по его наградам, отпечатала приказ на дребезжащей пишущей машинке.
Спросила ровным безразличным голосом:
— Оружие есть?
— Есть.
— Тогда ладно. Подождите на улице.
«Цаца какая», — подумал о ней Половков раздражённо, выйдя на крыльцо. Погрузку машины уже заканчивали. Он свернул самокрутку, перекурил, греясь на солнышке. Потом снова зашёл в кадры.
Получил на руки документы.
В кабину побитого «ЗиСа» уселся худощавый интендант с кипой разных накладных в руках и водитель. Он посигналил, и Половков влез в кузов, устроился на ящиках.
Трясло сильно, и он вынужден был держаться за крышу кабины, чтобы не выпасть из кузова. Дорога была разбита колёсами машин, гусеницами танков. Кроме того — забита войсками.
Колонны грузовиков, с пушками на прицепах, гусеничными тягачами и танками шли по дороге в два ряда. Редкие встречные машины ехали по обочине, а то и просто по полю.
Всё это скопище техники ревело, сигналило и гадило выхлопами. От едучего запаха солярки щипало в глазах и носу, першило в горле.
Они прибыли в Зарайск. Водитель остановился на перекрёстке.