Штормовой пеленг - [8]

— Ну вот что! «Хочу — не хочу»! Слова эти забудь! Ты — курсант. Практику будешь проходить на «Посейдоне»! Все!

Славка выскочил из кабинета.

Расстроенный начальник школы встал из-за стола. Он любил Славку как родного сына. Старый холостяк привязался к сыну своего друга. Славка вырос у него на глазах. Павел Антонович все знал, все понимал и болел за всех их: и за Алексея, и за Надежду, и за Славку, и за постреленка Юрку. Когда сегодня утром позвонил Алексей, попросил направить Славку к нему на спасатель, он с радостью согласился, надеясь, что в море между отцом и сыном наступит понимание и примирение. Такая хорошая была семья! И вдруг все рухнуло. Анну Сергеевну Павел Антонович не винил. Он хорошо знал и уважал врача «Посейдона». И все же... Ах, черт побери, как все запутано в жизни!

***

— Ну вот что! «Хочу — не хочу!» Слова эти забудь! — строго сказал Славка. — Не с матерыо разговариваешь. Принимайся за уборку.

— Все я да я, — противился Юрка. — А са-ам?

— Привыкай к морскому порядку. Ты теперь за старшего в доме. Я ухожу в море, — заявил Славка и почувствовал, как вырос в собственных глазах, как радостным жаром обдало сердце при словах «ухожу в море».

— В море уходишь? На каком судне? — раздался голос матери из прихожей. Ни Славка, ни Юрка не слышали за спором, как она открыла дверь в квартиру.

Надежда Васильевна была далеко не молода. Но седые пряди в черных, гладко зачесанных назад и собранных в тяжелый узел на затылке волосах не старили ее. Теперь даже молоденькие девчонки носят седые парики. Правда, если присмотреться внимательно, то можно было обнаружить и начавшие отвисать щеки, и увядшую кожу на шее, которую она искусно скрывала повязанной косынкой.

— Ох и устала я, мальчики! — пожаловалась она сыновьям и села, не раздеваясь, на диван, обессиленно прикрыла глаза и вытянула поги. — Такое сумасшедшее дежурство было.

Последние дни в порту были напряженными: пошла «большая рыба». Суда возвращаются с полными трюмами, причалов не хватает, в порту толкучка, ругань, крики. Капитаны требуют немедленной разгрузки, чтобы побыстрее уйти в море, пока густые косяки жируют в недалеких квадратах. Одному нужна соль, другому топливо, третьему питьевая вода. Но в первую очередь всем нужны причалы, причалы, причалы... И всех надо разместить, всех надо обеспечить, и все это на диспетчере: с него требуют, ему грозят, его просят, умоляют, ругают. Голова кругом. Надежда Васильевна пришла вот домой, а в ушах все еще голоса капитанов, штурманов, начальника порта...

— Так на каком судне идешь, моряк? — спросила она, выкладывая из авоськи продукты на стол. — На рефрижераторе, на траулере?

— На спасателе, — ответил Славка.

Она перестала разбирать продукты и взглянула на сына.

Славка хмурил брови. Брови у него были отцовские, вразлет.

Юрка тем временем распотрошил авоську и вытащил кулек, который сразу же приметил, едва мать внесла продукты.

— Карамельки мои! — пропел он, запуская руку в конфеты.

Мать слегка стукнула его по руке.

— Опять за сладкое. Аппетит перебьешь. — Медленно разворачивая пакет с фаршем, спросила: — Когда приказано быть на судне?

— Через два дня, — ответил Славка.

— Ну что ж... — задумчиво произнесла она и, словно отрешаясь от всего горестного, уже другим тоном закончила: — Будем стряпать, мальчики.

В их доме был культ пельменей. Алексей, родом с Алтая, привил любовь к этому знаменитому блюду сибиряков и ей, уроженке Гомельщины, и сыновьям. Стряпали вчетвером, всей семьей, и часы, когда ее мужчины, подвязавшись фартуками и полотенцами и перепачкавшись мукой, делали пельмени, были для нее самыми счастливыми. Когда отец возвращался из рейса и был на берегу полмесяца-месяц, такое торжественное приготовление пельменей было частым. На пельмени приходили друзья-моряки, и весь вечер шел разговор о море, о кораблях, о рыбе, о странах, где приходилось бывать. Каких только рассказов не было! Пели песни, морские, нынешние, и те, давние, военные. Бывало шумно и весело. Мальчишек не угонишь спать — готовы слушать рассказы капитанов до утра... Потом появилась эта женщина, и Алексей перестал приходить домой. Но каждый раз она замешивала тесто на четверых, ожидая возвращения отца своих детей, и его порцию готовых пельменей не варила дня два, держа их в холодильнике.

И сегодня они стряпали втроем. Мать раскатывала сочни, а сыновья лепили пельмени. Надежда Васильевна и Славка думали об одном и том же, а Юрка болтал о собаках и все подводил разговор к покупке щенка. У него давно была такая мечта.

Славка поглядывал на расстроенное лицо матери и понимал, что его уход в море — огорчение для нее и новая тревога. Желая утешить, сказал:

— Все ходят в море — и ничего. Ты не думай.

— Я не об этом, — ответила мать, продолжая раскатывать тесто. — Веди себя там хорошо. Не груби, — сказала мать.

— Что я, маленький?

— Я не об этом.

— Все понял, — недовольно сказал Славка. — Я к нему не напрашивался. Это все дядя Паша. Да еще лекцию прочитал.

— Тебе не мешает слушать старших.

— Все учат! — воскликнул Славка. — Куда ни повернись — наставник. Прямо массовое движение наставников! Я уже вырос из пеленок, у меня рост — метр восемьдесят. У меня свой ум есть.