Штормовой пеленг - [15]

Шрифт
Интервал

Петеньков загляделся на Тамару.

— Рулевой, не ловите ворон. Точнее держите курс! — раздался недовольный голос старпома.

Щербань усмехнулся: старпом хоть и похож иа мальчишку, но этих малолеток умеет держать в руках.

— На курсе Большая банка, — напомнил капитану старпом.

— Знаю. — Щербань поморщился: он не любил, когда ему указывали.

— Будем менять курс?

— Нет, — твердо ответил Щербань.

— Здесь опасное место, сильное течение, — насупился старпом. Он походил сейчас на взъерошенного мальчишку, который хочет настоять на своем.

— Лоцию я знаю не хуже вас, Валерий Павлович, — усмехнулся Щербань. — Сделайте счисленпе, уточните курс. Мы проскочим по самой кромке.

Он знал, чтo идет на риск, но он любил рисковать. «Чтоб не прокисала кровь в жилах», — смеялся Щербань, когда его спрашивали, зачем он это делает. За ним утвердилась слава отчаянного и везучего капитала, и он не переставал верить в свою счастливую звезду. И у него нет времени петлять по курсу. Завтра в десять ноль-ноль он будет у причала, как обещал. Капитан Щербань не бросается словами!

Не задерживаясь больше, Щербань сбежал по трапу вниз.

Каюта капитана была увешана цветными фотографиями Монтевидео, Сингапура, Рио-де-Жанейро, Кейптауна, Гибралтара. Между ними висели раскрашенные африканские маски.

Это было единственное место на судне, где Щербань чувствовал себя самим собою, любил понежиться, выкурить дорогую сигару, прихлебывая из маленькой изящной чашечки крепкий кофе. Здесь он любил помечтать о времени, когда у него будет не эта тесная конура, а роскошная каюта на белоснежном пассажирском лайнере. Нарядная отдыхающая публика, плавательные бассейны, рестораны, бары, концертный зал и джаз. Чистота, белизна и сверкающая медь, синее море и пальмы на горизонте, а не эта вечно серая дождливая Балтика.

Неожиданно звякнул «телеграф». Щербань вскочил с дивана, схватил телефонную трубку:

— В рубке, почему «стоп-машина»?

Лицо Щербаня стало белым.

— Отклонились от курса на полторы мили?

Он кинулся из каюты.

...Козобродов первым увидел белые буруны прямо по носу судна, глаза его расширились.

— Мель! Впереди мель! — сорвавшимся голосом крикнул он.

— Лево на борт! — скомандовал Щербань, вбегая в рубку.

Петеньков лихорадочно переложил штурвал влево.

Но было поздно.

Судно с полного хода врезалось в отмель. Сильный удар сбил всех с ног. Петеньков повис на штурвале и задохнулся от боли в груди.

— Аварийная тревога! — вскакивая, приказал Щербань. — Осмотреть судовые помещения, топливные и питьевые танки!

Старпом нажал кнопку сигнала аварийной тревоги. По «Кайре» разнеслись леденящие душу звонки.

Команды Щербаня были четки и тверды. Нет, он не потерял головы. Он проклинал себя, что не учел течения. Видимо, сейчас, перед штормом, оно стало сильнее обычного. Но заниматься самобичеванием не было времени, надо было действовать...

Судно накренилось на правый борт, волны били в бок, брызги долетали до стекол рубки. Ветер усиливался.

Щербань с тревогой подумал о штормовом предупреждении. Как бы его тут не прихватило!

Бледный, запыхавшийся старпом поднялся в рубку и доложил:

— Поступление забортной воды в дифферентный, балластный и топливные танки. В носовой части правого борта ниже ватерлинии пробоина. В первый трюм поступает вода.

Щербань, слушая доклад, думал: «Справимся сами. Лишь бы не прихватил шторм».

— Задраить иллюминаторы и горловины!

— Я уже распорядился, — сказал старпом и, приблизив лицо, добавил: — Положение серьезное, Игорь Сергеевич, надо сообщить на базу.

— Не поднимайте паники, — сквозь зубы процедил Щербань. — Мы сами в состоянии снять судно с мели. Что там с машиной? Почему нет доклада? Валерий Петрович, идите наблюдайте за поступлением воды.

Вцепившись в металлический поручень так, что побелели пальцы, Щербань скомандовал:

— Полный назад! Право руль!

Вахтенный штурман перевел ручку телеграфа на «полный назад», Петеньков крутнул штурвал вправо, но судно осталось на месте.

— Малый вперед! Лево руль!

Штурман и Петеньков четко выполнили приказания.

В рубке стояла напряженная тишина, нарушаемая лишь командами капитана да развеселой песенкой, льющейся из невыключенного радиоприемника.

Капитан Щербань пытался раскачать судно, гонял двигатель на разных режимах. Он стащит, черт побери, «Кайру» с этой проклятой банки! Стащит!

— Полный назад! Прямо руль!

Капитан вспотел, будто на себе тащил судно. Надо сдвинуть «Кайру»! Надо! Вперед — назад! Вперед — назад!

В рубку поднялся старпом.

— Игорь Сергеевич, мы набрали много воды и вряд ли справимся сами. Я думаю, надо позвать на помощь.

— Капитан Щербань никогда еще не подавал «SOS»! — зло оскалил зубы Щербань.

— Я приказал подготовить средства спасения, — доложил старпом.

— Вы что, струсили? — резко повернулся к нему капитан. Он был в бешенстве.

— К чему эти слова? — Старпом сдвинул брови и нахохлился, как обиженный мальчик. — Подготовить плавсредства входит в мои обязанности.

— Приказа на спуск не будет! — отрубил Щербань. — Мы сами слезем с этой проклятой банки! — И вдруг сорвался на истеричный крик: — Да выключите к черту это радио!

Козобродов кинулся в радиорубку.

— Разгрузить первый трюм! Рыбу за борт! — приказал Щербань. — Добраться до пробоины, заделать ее! Всю команду в трюм!


Еще от автора Анатолий Пантелеевич Соболев
Тихий пост

В книгу входят: широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне; повесть «Тихий пост» — о мужестве и героизме вчерашних школьников во время Великой Отечественной войны и рассказы о жизни деревенских подростков.С о д е р ж а н и е: Виктор Астафьев. Исток; Г р о з о в а я с т е п ь. Повесть; Р а с с к а з ы о Д а н и л к е: Прекрасная птица селезень; Шорохи; Зимней ясной ночью; Март, последняя лыжня; Колодец; Сизый; Звенит в ночи луна; Дикий зверь Арденский; «Гренада, Гренада, Гренада моя…»; Ярославна; Шурка-Хлястик; Ван-Гог из шестого класса; Т и х и й п о с т.


Якорей не бросать

В прозрачных водах Южной Атлантики, наслаждаясь молодостью и силой, гулял на воле Луфарь. Длинный, с тугим, будто отлитым из серой стали, телом, с обтекаемым гладким лбом и мощным хвостом, с крепкой челюстью и зорким глазом — он был прекрасен. Он жил, охотился, играл, нежился в теплых океанских течениях, и ничто не омрачало его свободы. Родные места были севернее экватора, и Луфарь не помнил их, не возвращался туда, его не настиг еще непреложный закон всего живого, который заставляет рыб в определенный срок двигаться на нерестилище, туда, где когда-то появились они на свет, где родители оставили их беззащитными икринками — заявкой на будущее, неясным призраком продолжения рода своего.


Награде не подлежит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ночная радуга

Повесть НОЧНАЯ РАДУГА — о разведчиках, которые действовали в тылу врага, о людях в Великой Отечественной войне, об их героизме, любви к Родине, о высоких духовных силах советского народа, выстоявшего и победившего в тяжелейшей схватке с фашистами.


Грозовая степь

В книгу входят широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне и рассказы о жизни деревенских подростков в тридцатые годы.


А потом был мир

Минуты мирного отдыха после штурма Кёнигсберга — и последние содрогания издыхающего чудовища войны… «Ему не хотелось говорить. Хотелось просто сидеть и молчать и ни о чем не думать. Он находился в блаженном состоянии человека, кончившего трудное, смертельно опасное дело и теперь отдыхающего».


Рекомендуем почитать
Человек и пустыня

В книгу Александра Яковлева (1886—1953), одного из зачинателей советской литературы, вошли роман «Человек и пустыня», в котором прослеживается судьба трех поколений купцов Андроновых — вплоть до революционных событий 1917 года, и рассказы о Великой Октябрьской социалистической революции и первых годах Советской власти.


Пересечения

В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.


Лейтенант Шмидт

Историческая повесть М. Чарного о герое Севастопольского восстания лейтенанте Шмидте — одно из первых художественных произведений об этом замечательном человеке. Книга посвящена Севастопольскому восстанию в ноябре 1905 г. и судебной расправе со Шмидтом и очаковцами. В книге широко использован документальный материал исторических архивов, воспоминаний родственников и соратников Петра Петровича Шмидта.Автор создал образ глубоко преданного народу человека, который не только жизнью своей, но и смертью послужил великому делу революции.


Доктор Сергеев

Роман «Доктор Сергеев» рассказывает о молодом хирурге Константине Сергееве, и о нелегкой работе медиков в медсанбатах и госпиталях во время войны.


Вера Ивановна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы радиста

Из предисловия:Владимир Тендряков — автор книг, широко известных советским читателям: «Падение Ивана Чупрова», «Среди лесов», «Ненастье», «Не ко двору», «Ухабы», «Тугой узел», «Чудотворная», «Тройка, семерка, туз», «Суд» и др.…Вошедшие в сборник рассказы Вл. Тендрякова «Костры на снегу» посвящены фронтовым будням.