Штормовой пеленг - [12]

Кто-то легонько скребся в дверь. «Посейдон просится», — подумал Чигринов про судового песика, которого притащил на борт матрос Боболов, подобрав на улице.

Открыв дверь, Алексей Петрович остолбенел: в дверях, смущенно улыбаясь, стоял Юрка.

— Ты как здесь? Что-нибудь случилось?

— Возьми меня с собой, — попросил Юрка.

— В море? Маленьким нельзя. Вот выучишься, подрастешь — пожалуйста. Обязательно возьму.

— А Славку так берешь!

— Как ты прошел в порт? Почему тебя пропустили на проходной?

Юрка отвел глаза.

«В дыру какую-нибудь пролез», — подумал отец.

— Что ж ты раньше не приходил? — спросил он.

Юрка смутился:

— Слава не велел.

— Теперь приходи. Мы еще постоим в ремонте.

Он позвонил Анне в медпункт.

— У меня гость.

— Я знаю, видела.

В ее голосе он уловил скрытое волнение.

— Ты придешь?

Она немного помолчала.

— Я думаю, вам лучше побыть одним. Ты сделай так, чтобы ему было хорошо. Чаем напои, угости конфетами.

Они пили чай. Юрка рассказывал о доме, школе, о мальчишках со двора.

— А мама, кстати, знает, что ты у меня?

Юрка опустил глаза.

— Э-э, парень! Ночь на дворе! Она же с ума сойдет!

— Я у тебя останусь, — попросился Юрка, — до утра только.

— Нет, нет. Ушел и ничего не сказал? Так нельзя.

Юрка понял, что отца не уговоришь, и опустил голову.

Смешной хохолок на его макушке вздрагивал.

Чигринов вызвал дежурную машину и отвез его домой.

Окна квартиры на втором этаже светились.

— Вот видишь, — отец показал на окна. — Мама ждет, волнуется. А ты без спроса бегаешь.

Юрка обиженно сопел. Отец поцеловал его.

— Давай, парень, беги.

Алексей Петрович отпустил машину и пошел пешком по ночной улице мимо центрального рынка и пожарной части, расположенной в старинном здании с ажурными башенками на крыше. Он вышел к Верхнему озеру. Тускло отсвечивали фонарные огни в спокойной воде, на противоположном берегу чернела приземистая зубчатая средневековая башня. Облокотившись на холодный парапет, Алексей Петрович курил, смотрел на черные зубцы башни. Разбередил ему душу Юрка. Что-то не так в его жизни. Последнее время все чаще овладевала им непонятная тоска. Но о чем? О доме? О детях? А может быть, об ушедших годах? Как ни бодрись, а исполнилось пятьдесят. Полвека! А давно ли вот здесь, на этом месте, он палил из пистолета в затянутое гарью небо, а на этой вот башне вился флаг Победы над городом-крепостью! Тогда ему было двадцать. Он остался жив и радовался этому. Пил свои законные фронтовые сто граммов, но часто и сверх того — что удавалось раздобыть бедовому старшине Гришке Грибанову.

Да, о старости думают старые. Хотя, признаться, старым себя он не считает и не чувствует, просто хорошо понимает значение цифры «пятьдесят», понимает, что до цифры «шестьдесят» может и не дотянуть. Все чаще и чаще узнает он — уходят из жизни раньше времени бывшие фронтовики. Он тоже принадлежит к этому великому и трагическому поколению, и отпущенное судьбой время на исходе.

Мимо прошли двое. Обнявшись, они о чем-то затаенно-счатливо шептались, незрячие ко всему вокруг, занятые и заполненные только собой. Паренек чем-то напоминал Славку. Алексей Петрович вдруг подумал, что, может быть, и Славка уже ходит вот так. И от догадки почему-то стало неприятно. «Неужели ходит?» — поразился он своей мысли и растерянно посмотрел вслед влюбленной парочке.

Алексей Петрович закурил новую сигарету, усмехнулся своим мыслям о старости и пошел через ночной город и порт. Когда он вышел на площадь перед новой гостиницей, расположенной на холме, и увидел внизу уличные огни, уходящие параллельными рядами светлых точек в ночную мглу, он вздрогнул и на миг остановился. Эти светящиеся пунктиры показались ему пулевыми трассами, перехлестнувшими ночной город. Прочно в нем сидела война.

***

Мощный поток тропического тепла, сопровождающий Гольфстрим, вторгся в северные широты и столкнулся с фронтом арктического воздуха. Исполинские воздушные армады схлестнулись в титанической борьбе. Сухой, морозно-прозрачный воздух Гренландии устремился вниз, в зону низкого давления, но ему навстречу встал стеной восходящий ток дождевого, пахнущего парными джунглями тропического воздуха. Насыщенные брызгами и клочьями пены, порывистые шквалы обрушились на океан.

И океан взревел.

На огромных туманных просторах северной Атлантики возник циклон ураганной силы.

Упали барометры, упала температура, в мачтах и радиоантеннах застигнутых врасплох судов засвистел ветер. Промысловые суда кинулись от него врассыпную.

Но здесь, в порту, еще было тихо.

На «Посейдоне» заканчивались последние ремонтные работы. В каюте капитана сидели старпом Вольнов и старший водолаз Грибанов.

— Практически ремонт закончен, остались покрасочные работы, — официальным тоном докладывал Вольнов. — Я думаю, можно докладывать начальству о готовности.

Чигринов кивнул:

— Давно торопят.

Он только что вернулся с базы, где получил выговор от Иванникова за опоздание с ремонтом, хотя плановый срок еще и не истек. Начальника базы увезли на операцию, заместитель его находился в отпуске, и Иванников теперь исполнял обязанности сразу трех — начальника базы, зама и свою, главного капитана. Един в трех лицах.