Штамм «Ратоньера» - [38]

Долиной смертной тени. Продолжение

Мотор заглох. Несколько раз рыкнул с перебоями, закашлялся, как курильщик со стажем, и замолчал. Машина встала. До станции оставалось еще порядочно, шагов пятьсот, не меньше, и то, если не семенить.

— Я сам схожу, — заявил Кирилл, вытаскивая последнюю пустую канистру. — Должно хватить.

— У нас два пустых ведра под сиденьями, так что пойдем вместе, — Максим тоже спрыгнул на землю. Тишина после остановки мотора сперва казалась оглушительной, потом в ней проступил еле слышный шорох трав, и, слава всем святым, больше никаких посторонних звуков.

— Да я их и один дотащу!

— В зубах? Может, каждую цистерну проверять придется. В одиночку можно и не открутить, если внизу заржавел слив. И канистры мало. Вдруг опять протечка, вдруг гнать придется, лучше иметь запас. Вдвоем мы единым духом туда и обратно.

— А тут кого оставим? Ты, дед, как тебя там? Отобьешься, если что?

— Семеном можно звать, — неожиданно проворчал старик. Его лицо снова напоминало обтянутый кожей череп, только глаза сверкали из провалов и борода воинственно топорщилась, будто у постаревшего разбойника былых времен. — Пока не от кого отбиваться.

— Ладно, вдвоем мы быстро. Если вдруг что… закрывайте дверь и не выходите.

Солнце окончательно скрылось, вокруг быстро темнело. Трава у железнодорожного полотна выросла не такой высокой, как в низинах, идти было легко. Максим обернулся через сотню шагов — кабина казалась неясным синим пятном.

— Да чисто там на горизонте, — Кирилл говорил шепотом, здесь, на открытом месте, голоса разносились далеко. — Что там за домики? Тяговая подстанция или еще что?

— Для нас особой разницы нет.

— Не для нас, а для упырей. Может им тут что понадобиться или не может?

— Кто их знает, — устало ответил Максим.

Одновременно с темнотой сгущалась и тишина. Птицы не носились в вышине, ветер улегся на покой. Приблизились контуры зданий и распределительных вышек. Все линии на светлом еще небе были пронзительно четкими. Чего-то в них не хватало, подойдя ближе, Максим понял — между столбами не тянулись провода. У ближайшей кирпичной коробки — она была самой высокой, с двухэтажный дом, — бестолково, как засохший подсолнух, торчал прожектор, свесив вниз ослепшую чашу зеркала.

— Чем-то на компьютерную игру похоже, — в голосе Кирилла послышался смешок. — Как там этого изобретателя звали, который якобы не умер, а переместил сознание в виртуал?

— Я их всех помню, что ли? Илон Маск.

— О, точно. Я с тех пор игры забросил, мало ли, вдруг хлопнешь кого, а это виртуальный Илон Маск, неудобно будет.

Пять цистерн выстроились на путях в ряд, в очень разрозненный ряд, их разделяло приличное расстояние. С одного боку вагоны подпирали платформы без всякого груза, с другой, где рельсов не было, кто-то щедро накидал кирпичей, поломанных досок, железяк непонятной формы и прочего мусора — строительного, здесь не пахло ничем хуже пыли. И еще к этому примешивался слабый сладковатый химический запах, подсказывающий, что еще недавно топливо в цистернах наверняка было, а может, сохранилось и сейчас? Максим напомнил себе, что радоваться рано.

— Вот кому тут пиво распивать понадобилось, бутылку пустую бросил, — ворчал Кирилл, перебираясь через завалы.

— Тихо ты, — буркнул Максим, пробираясь к ближайшему вагону. На выкрашенной в светлый цвет цистерне кто-то размашисто вывел надпись: «Из ниоткуда в никуда», а снизу намалевал мужской член. Максим невесело усмехнулся, подумав, что внутри и верно солярки не окажется. Попробовал постучать по стенке, сначала промахнулся, скользнул тыльной стороной руки по осыпающейся остывшей краске, лишь со второго раза хлопнул по-настоящему звонко.

— А мне говорил тихо! — зашипел Кирилл.

— Как еще проверить, внутрь лезть? В этой нечего ловить, по звуку она пустая.

Максим на всякий случай стукнул по самому низу цистерны, и металл ответил тем же звонким гулким эхом.

— Там и так ясно, что она пуста, — Кирилл нагнулся, подсвечивая экраном телефона. — Вон, клапан выломан или как там это называется. Не мы одни такие умные.

Они перешли к следующему вагону, спотыкаясь о раскиданный хлам. Кирилл ушибся в темноте о вывороченный из земли рельс, заматерился, резко оборвал свой проникновенный нецензурный спич — перед ними была другая цистерна. Но и она отозвалась на стук пустым звоном, как созревший арбуз. Краска, нанесенная в несколько слоев, высохшая, потемневшая — это было заметно даже сейчас, поздним вечером, — осыпалась шершавыми хлопьями.

Так они проверили третий, четвертый вагон. Кирилл монотонно, без особой злости, подчеркивая, что на то он и рассчитывал, матерился. Остался один вагон, последний, — и он загудел коротко и глухо.

Они переглянулись, хотя в полумраке это и не имело особого смысла.

— А если там лабуда какая, вода или все давно испортилось, — прошептал Кирилл хрипло.

— Проверим… Лишь бы оно горело. Пусть потом двигатель сядет, лишь бы эти двести километров проехать.

Нижний слив открыть не получилось. Либо металл заржавел, либо что-то внутри поломалось, но ворот не сдвинулся ни на миллиметр. Кирилл начал рассказывать бородатый анекдот про русских, расковырявших марсианскую решетку с помощью зубила и какой-то матери, но вот чего-чего, а зубила у них и не было.