Штамм «Ратоньера» - [18]

— Дедушка, — Кирилл выступил вперед. — Вам что, помощь какая надо?

Старик молчал, пристально оглядывая троицу темно-карими, почти черными глазами, слишком блестящими и ясными для его возраста — ему было никак не менее семидесяти.

— Глядит-то как, прямо чекист, — заметил Кирилл. — Дед, ты можешь человеческим языком сказать, чего тебе надо?

— А вдруг он террорист какой, — не выдержала Лиза. Максим не успел успокоить ее словами, что незачем устраивать теракт на безлюдном берегу. Старик слегка вздрогнул, повернулся к Лизе, протянул руки вверх ладонями.

— Он что-то просит? — удивился Кирилл. — Дед, голодный, что ли? Так и скажи.

Старик покачал головой и начал одной рукой, — вторая плохо ему повиновалась, — расстегивать свою куртку, чем-то напоминавшую френч.

— Тут вообще-то не жарко, — сказал Кирилл. — И не баня. Дед, ты можешь говорить?

— Sí.[1]

Это слово из уст старика, которого они уже считали глухонемым или безумным, прозвучало совершенно неожиданно.

— Да он не русский просто, — сказал Максим. — Он показывает, что у него нет оружия. Вам помочь? Вы нас понимаете?

— Да, — повторил старик уже на их языке. — Нем-но-го.

Разговор давался ему не без труда, левая половина рта не двигалась, как парализованная.

— Вы больны? — спросила Лиза. — Бедняга, у него, наверное, инсульт, он и ногу волочит…

Старик пожал плечами.

— Инсульт? — переспросил он с ударением на первом слоге. — Может быть. Может быть — саncer.

— Опухоль мозга? — Лиза уже не боялась старика и подошла ближе. — Я врач, так вам к врачу, наверное?

Старик покачал головой.

— Нет. Tarde. Надежда нет.

— Да почему же? — Лиза не отставала, старик отстранил ее рукой и, согнувшись, написал прутиком на песке:

de 4 de 2056.

— Это что за ребус? — удивился Кирилл.

— Он спрашивает, какое сейчас число, — догадалась Лиза. Она тоже нагнулась и начала чертить на песке: — Сейчас же апрель, четвертый месяц. Тринадцатое, три-над-цать. Вы один жили там?

— Sí, — кивнул старик. — Да, uno.

Все уже понемногу втянулись в беседу по примеру «Альпийской баллады», в которой каждый участник говорит на своем языке.

— Давно? Жили один? — Лиза с сочувствием смотрела на странного незнакомца.

— Нет. Сначала compañero. Он muerto.

— Жил с товарищем, но тот умер, — пояснила Лиза. — Давно? Нужна помощь, похоронить?

— Нет.

— Старик, — не выдержал Кирилл. — Помощь тебе не нужна, лечиться ты не хочешь, что надо тогда? Ты пойми, мы сейчас дальше поедем, либо ты с нами в город, либо что? Зачем ты к нам пришел?

— Да просто поговорить, он же жил один, так и рехнуться недолго, — возмутилась Лиза. Старик жестом попросил ее замолчать и повторил, старательно выговаривая каждую букву наполовину неподвижными губами:

— За-чем?

— Да, зачем?

— Аrrepentimiento, — старик произнес это слово сперва быстро, затем повторил по слогам, видя, что никто его не понимает, развел руками. — Не могу… не знать. Redemption…

— Редемшн — это английский, — вспомнил Максим. — Искупление, покаяние, да?

— Sí, — кивнул старик. Его карие глаза сверкнули ярче. — Рас-ка-я-ние.

— Да в чем, дед? — усмехнулся Кирилл.

Старик поднес руки к своему воротнику. Под курткой у него была рубашка, строгого покроя, на пуговицах, хотя джемпер или фуфайка в его положении был гораздо удобней. Старческие, с трудом гнущиеся пальцы медленно расстегивали пуговицы.

— Дед, я повторяю — тут не баня, — сказал Кирилл. — Может, ты хочешь показать, что у тебя нет пояса шахида? Верим и так…

Старик распахнул рубаху, открывая еще достаточно мускулистую смуглую грудь. Все трое шарахнулись в сторону, Максим закрыл собой Лизу, Кирилл выхватил пневматический пистолет — тот, кто только что выглядел безобидным полурехнувшимся старичком, в очередной раз доказал, что внешность бывает обманчива.

От ямочки между ключицами спускался вниз вытатуированный крест, за правую его перекладину цеплялся полумесяц со звездой, к левой тянулась верхняя свеча меноры, а под ногами распятого катилось колесо сансары, касаясь всех трех верхних символов.

— Вот тебе и рыбка на берегу Финского залива, — сказал Кирилл, переводя дыхание. — «Саранча»!

— Sí, — старый террорист с невозмутимым видом застегивал рубашку. — Langostas.

Ночь. Продолжение

— Раскаяние это хорошо, — заметил Кирилл. — Только смысла в нем нет, погибших в терактах не вернешь, и каяться надо не тут, а где-нибудь в МВД, или в ФСБ там, организация-то международная.

Старик усмехнулся уголком рта, вторая половина лица оставалась неподвижной.

— Церковь для этого есть, — Лиза сурово посмотрела на обоих.

— От церкви толку не будет, хотя… От МВД тоже не будет. Вот если бы у него не покаяние, а информация была.

Старик пошевелил губами, будто повторяя последнее слово, медленно опустил правую руку в карман своей напоминающий военный китель куртки и вытащил какой-то совсем маленький блестящий предмет.

— Это флешка, — сказала Лиза, однако попятилась от протянутой ладони. Старик поглядел с веселым презрением.

— Еxplosivo нет.

— Может, оно и не взорвется, — Кирилл кивнул на песчаную площадку перед ними. — Ну, бросай сюда.

Старик, поняв скорее жест, чем слова, вытянул руку и разжал пальцы. Флешка упала на песок. Мужчины нагнулись за ней одновременно, но Кирилл оказался быстрее.