Шрам на сердце - [4]

— Ох, Егорушка!..

Какое-то время мы лежали молча.

Вошел Константин Григорьевич. Взглянул на нас, посмотрел сквозь стеклянную дверь на веранду — все на месте. Москалюк читал, отвернувшись к стене. Володя неподвижным взглядом уставился в потолок.

— Кто это сказал? — раздался голос Москалюка. — Мысли, как блохи, скачут с человека на человека, но не всех грызут?

— Не знаю кто, но сказано метко, — отозвался Володя. — Меня эти блохи до костей прогрызли.

Алексей Павлович потихоньку заговорил со мной. «Кто? Откуда? За что?..» Он так и сказал: «За что?» За три пневмонии с бронхитом? Получите хороший срок… Кстати, возьмите у медсестры баночку-плевалку, а то платков не хватит.

Потом он упомянул, что в Киеве живет его фронтовой друг.

— Может, слышали случайно о таком — Микола Н.?

Надо же! Я этого Миколу немного знал. Заговорили про него, а потом про огнем и смертью меченные фронтовые дороги.

— Дважды ездил в гости… Не тот Микола! — вздохнул Алексей Павлович. — Что голова побелела — четверть беды. Душа тиной затянулась…

Час прошел. Одевались опять-таки, не знаю почему, второпях. Я отправился на массаж. И, хотя мне было назначено время, пришлось долго ждать под дверью. Потом дородная тетка кое-как похлопала и погладила мою спину, ни на минуту не умолкая. Я узнал, откуда она родом, кто ее муж, где учится сын; затем она сообщила мне, что ей надоели до смерти шумливые, требовательные и нетерпеливые больные, а уважает она вежливых тихих пациентов, таких, к примеру, как я, которые ждут и не ропщут… А вообще мужчины — еще ничего. Женщины, бабы — вот сущая беда! Я услышал несколько ярких характеристик, которые не по плечу были бы самому суровому сатирику.

Существенно обогащенный в области человековедения, благодарю многоречивую массажистку и спешу на электропроцедуру. Но меня возвращают. Все идут в спортивный зал. В тринадцать ноль-ноль — лечебная гимнастика.

Под руководством того же солидного методиста, бывшего, как я себе представил, чемпиона мира, мы ходим вокруг расставленных стульев, поднимая и опуская руки. Потом — ступая на пятки, на носки. Затем, сидя, проделываем бесконечные упражнения руками, ногами, головой. Я уже дышу с хрипом. Методист подходит и велит мне время от времени отдыхать. Он никого не выпускает из поля зрения. Тот закашлялся — сделай паузу, отдохни. Тот сегодня тяжелее дышит — из каждых двух упражнений делай одно.

Снова ходим вокруг, потом берем в чуланчике гладкие палки и повторяем (как мне кажется) все упражнения с начала.

Сколько раз я дома давал себе священную клятву каждое утро делать гимнастику! А проходило время — тысяча самооправданий и тысяча важных причин. Причина же одна, и то не заслуживающая внимания; собственное разгильдяйство. Вот за это я и наказан: сегодня выполняю двухлетнюю, а может, и трехлетнюю норму.

Бывший чемпион расхаживает перед нами и настойчиво повторяет:

— Учитесь правильно дышать. Главное — правильно дышать. И будет легко…

— А кто это сказал, — спрашивает Москалюк: — легче всего дышится тому, кто держит язык за зубами?

Кто-то засмеялся. Кто-то стал угадывать автора сомнительного афоризма:

— Может быть, сам Москалюк?

— Нет, я не из молчунов, — сказал и нахмурился.

— Хватит! Палки на место…

Наконец-то! Жадным взглядом смотрю на солнце за окном. Но нет, еще не все. Приказано взять гантели. Беру. Но методист велит мне положить эти и взять самые маленькие. Заметил же! Бодро размахиваю легонькими гантелями и удивляюсь, что с каждой минутой они тяжелее. Что за чертовщина! Может быть, я ошибся, взял пудовые?

Методист уже рядом — на первый раз довольно. Сижу, смотрю. Пыхтит Москалюк. Володя утирает обильный пот с лица. Егорушкины движения все медленнее. Только Алексей Павлович работает старательно и сосредоточенно. Видно, так же старательно и неутомимо, как на своей стройке.

Все! Кладем гантели на полки. Однако теперь нас ждут мячи. Не резиновые, я убежден, а чугунные. Итак, покидать мячи — и тогда уже на самом деле все.

Тридцать минут? По-моему, гимнастика продолжалась по крайней мере два часа.

Не иду — бегу в тихую аллею. На кой черт мне эта карусель? Профессор в Киеве говорил: главное — это климатотерапия, воздух, солнце. С наслаждением вдыхаю теплый апрельский воздух, широко открываю глаза и смотрю на расцветшие деревья — сплошь розовые. Впервые вижу такое диво. Мелким розовым цветом покрыты не только ветви, но и ствол. Подымаю голову — солнце, грей, земная атмосфера, вливай в мои легкие целебный кислород! Не хочу я джаза в груди. Хвала и слава климатотерапии! Вот так просижу до вечера.

— А электропроцедура… Забыли? — слышу рядом звонкий голосок.

Медсестра. Как она углядела, что я здесь? Как может все и всех помнить? Точно школьник, сбежавший с урока, иду к корпусу, снова одолеваю крутую лестницу на третий этаж. Меня усаживают на «электрический стул», опутывают проводами. Но я ничего не вижу. Перед глазами цветущие Деревья и тихая аллея.

После электроворожбы заглядываю в палату. Что теперь? Обед. Ладно, идем в столовую. Но кто-то предусмотрительный напоминает мне про спортивный костюм. Какой-то миг колеблюсь: может быть, не заметят? И зачем я его снова надевал? А, гимнастика! Тихонько ругаюсь и иду переодеваться. Дежурная в вестибюле внимательным и неумолимым взглядом окидывает каждого…