Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда - [69]

— Это правда? — спросил Камаль, бледный как стена. — Если евреи придут сюда, они убьют нас всех без разбора, но в первую очередь офицеров. Или выпустят заключенных, и те разорвут нас на куски.

— Не будьте ребенком, Камаль, и не верьте в такие глупости, — успокоил его я. — Уверен, что все это сильно преувеличено. Это просто не имеет смысла. Вполне возможно, что израильтяне контролируют оба берега канала, но они не пойдут на Каир, если только они не совсем спятили с ума. А я уверен, что у них с головой все в порядке.

— Что может их остановить? — не унимался Камаль.

— Здравый смысл. Даже если они могли бы захватить Каир без единого выстрела, вы понимаете, что это значит — управлять таким городом? Там три миллиона человек, больше, чем во всем Израиле, не говоря уже о расстоянии между Суэцем и Каиром. Вместе это примерно пять миллионов человек. Прикиньте, сколько потребуется продовольствия, сколько надо медицинских средств, всего, что связано с управлением такой массой людей. Думаю, что мы можем практически исключить такую перспективу. Это просто неосуществимо.

Однако я в глубине души был убежден в том, что сегодня для Израиля не было ничего невозможного. Меня переполняло чувство гордости за свою страну.

В карцере мы оставались двадцать один день, то есть большую часть времени сидели в одиночках. Война закончилась, но тюремные власти не спешили включать электричество. Дни проходили в полумраке, который не давал возможности читать, а ночи были кромешной тьмой. Казалось, что время остановилось. Принесенный Камалем порошок ДДТ не помогал, и все мое тело зудело от укусов клопов, что не способствовало хорошему расположению духа. Кормили нас очень скудно. Я был постоянно голоден и сильно похудел. Единственное, в чем мы не испытывали недостатка, так в новостях. Офицеры приходили и рассказывали последние известия. Многие сообщения из вторых и третьих уст были сильно преувеличены, как, например, сообщение о том, что потери египтян только на Синае составили 200 тысяч человек, но в целом мы получали довольно полную картину того, что происходило в стране. Насер и его тайная полиция управляли железной рукой, подавляя в зародыше любые проявления критики и недовольства. И все-таки ему не удавалось полностью запугать людей, заткнуть им рот, запретить обсуждать и как-то выражать свои чувства.

Первоначальный шок от тотального поражения, нанесенного израильтянами, сменился чувством омерзения и гнева. Выдумка об американских бомбардировщиках потихоньку была дезавуирована как «недопонимание». Все египтяне от министра до последнего бродяги понимали, что Израиль нанес Египту поражение собственными силами. Офицеры боялись появляться в общественных местах. Даже наши тюремные офицеры, которые были полицейскими, избегали появляться на улицах в форме. Каждый день они приходили на службу в гражданском и переодевались в форму на месте. Это было официально разрешено после довольно примечательного инцидента. Офицер хотел остановить такси. Водитель высунулся из окна, плюнул ему под ноги и заявил: «Если ты бежал с Синая, то теперь можешь пройтись пешком».

— Посмотри, — сказал мне однажды Мустафа Амин, указывая на статью в «Аль-Ахрам», ежедневной газете, которую он получал и вслух читал нам во время короткой прогулки во дворе. — Теперь они запрещают даже шутить.

В газете была помещена передовая, которая увещевала читателей не рассказывать анекдотов, которые могли бы ослабить моральный дух нации.

На самом деле мы уже слышали рассказ одного из охранников о том, как в деревне Мансурия, расположенной совсем недалеко от моей фермы, полицейский хотел арестовать человека, который допустил критические высказывания в адрес режима, однако жители воспротивились этому. Через час деревня была окружена полицией и бронетранспортерами. В центре деревни был установлен переносной столб для порки. Все мужское население деревни получило по сто плетей, а нескольких зачинщиков этого бунта арестовали и увезли. О них больше ничего не слышали.

Наконец нас снова перевели на четвертый этаж, и начальник тюрьмы объявил по радио, что в тюрьме восстанавливаются прежние порядки. Снова потекли недели и месяцы. Два-три раза в неделю я писал письма Вальтрауд и более или менее регулярно получал ответы. Эти письма успокаивали меня. Она писала, что чувствует себя хорошо и надеется, что с окончанием войны нас могут освободить. Мы оба старались морально поддержать друг друга, выражая оптимизм, который не всегда отражал действительное настроение.

Радио и газеты были полны сообщений о том, как хорошо арабы контролировали положение. Они проводили встречи, экономические конференции и пресс-конференции на всевозможных уровнях. ОАР получала моральную и материальную поддержку почти от всех стран мира. Скоро жестокий агрессор будет поставлен на колени. Создается новая, более современная армия, которая возьмет реванш. Ни одно израильское судно больше не войдет в Суэцкий канал. То, что было захвачено силой оружия, может быть возвращено только силой оружия.

Газеты сообщили, что маршал Амер покончил жизнь самоубийством. Тут же приводились опровержения слухов о том, что он был убит по приказу президента. Постоянно цитировалось медицинское заключение о смерти Амера. Само это навязчивое цитирование заставляло усомниться в официальной версии. Под крупными заголовками было объявлено об аресте начальника разведки Салаха Насра и его ближайших помощников, среди которых был и наш друг Хасан Алеш. Вся вина за поражение, которое официальная пропаганда называла «неудачами», была возложена на них. Они, мол, фальсифицировали разведывательную информацию, тратили казенные деньги на свои собственные нужды и даже пытали невинных граждан.