Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби - [73]

Объем расшифровок телефонных разговоров, прослушанных МИ-5, в конечном итоге достиг тридцати трех томов: они никоим образом не уличали филби в шпионаже, зато наглядно показывали, как его брак катится в тартарары. Завязав интрижку с одной государственной служащей в Лондоне, Ким иногда целыми днями не показывался дома. Стоило ему появиться, как начинались яростные ссоры. Он даже стал ночевать в палатке в саду. Друзьям он говорил, что жена донесла на него в Форин-офис и это помешало ему получить приличную работу. Он даже заявлял, что она пыталась его убить. Эйлин, в свою очередь, подозревала мужа в обдумывании планов убийства. Ее психиатр, нарушая законы этики, тайно передавал информацию в МИ-5. В одном отчете значилось: «По мнению [Эйлин], а также по мнению ее психиатра, Филби, проявляя своего рода психологическую жестокость, „приложил все усилия, чтобы заставить ее покончить с собой“». Тот же самый психиатр предполагал, что Филби, вероятно, гомосексуален, несмотря на многочисленные подтверждения обратного. Поскольку от мужа Эйлин получала сущие гроши, ей пришлось устроиться кухаркой в один богатый дом на Итон-сквер, просто чтобы хватало на оплату счетов. Николас Эллиотт не оставлял ее, оказывая финансовую и моральную поддержку. Место ее работы, писал он, «располагалось довольно близко от нашего дома на Уилтон-стрит, так что она могла навещать нас в свободное время».

После восемнадцати несчастливых месяцев торговли касторовым маслом и апельсинами Филби снова оказался без работы, поскольку фирма Джека Айвенса по импорту и экспорту разорилась. Он рыскал в поисках трудоустройства, пытался подрабатывать в журналистике, но ему мало что удавалось. Теперь он в буквальном смысле зависел от друзей и семьи. Отец, живший в Саудовской Аравии в ранге советника Ибн-Сауда, посылал ему сколько мог. Эллиотт оплачивал обучение его детей. Томми Харрис устроил ему заказ на книгу о гражданской войне в Испании для лондонского издательства, с авансом в шестьсот фунтов. Книга так и не была написана, да и сам договор, похоже, был лишь уловкой, позволившей состоятельному Харрису подбросить Филби денег так, чтобы тот не догадался об их происхождении.

Филби продолжал поддерживать отношения с друзьями из разведки, но они становились все более натянутыми. Как-то вечером Гай Лидделл отправился ужинать с Томми Харрисом и обнаружил, что Филби тоже приглашен. Он приветствовал Кима «как ни в чем не бывало», хотя оба понимали, что более странную ситуацию представить себе трудно. МИ-5 не сомневалась в предательстве Филби; теперь и сам Харрис был под подозрением, а его телефон прослушивался, на случай если они с Филби как-то себя выдадут во время разговоров. За ужином все гости старались делать вид, будто эта встреча ничем не отличается от множества предыдущих. Филби, казавшийся, согласно дневниковой записи Лидделла, «слегка взволнованным», ушел довольно рано.

В самые мрачные минуты Филби раздумывал, не реанимировать ли свой план побега, чтобы сбежать в Москву, но установить контакт с советской разведкой так, чтобы об этом не узнала МИ-5, было невозможно — и Филби это понимал. Он очутился в ловушке и в изоляции, сознавая, что достаточно всего одного советского перебежчика, чтобы его раскрыли.

Владимир Петров был сибирским крестьянином; благодаря усердному труду и неизменному послушанию он сумел выжить во время сталинских чисток, неуклонно поднимаясь по ступеням карьерной лестницы в советской разведке. Прослужив коммунизму три десятка лет, он стал полковником КГБ и резидентом в советском посольстве в Канберре. Внешне Петров был обычным коньюнктурщиком, а в глубине души — бунтарем. Он видел, как голод и насильственная коллективизация уничтожили его родную деревню. Работая шифровальщиком, он в полной мере узнал о преступлениях сталинского режима. В августе 1954 года он получил у австралийцев политическое убежище. Его жену Евдокию задержала группа захвата, чтобы помешать ей бежать вслед за ним, но, когда ее уже пытались насильно затащить в самолет в Дарвине, австралийские спецслужбы отбили ее; женщина отделалась потерей одной туфельки.

Самый высокопоставленный перебежчик со времен войны, Петров предоставил огромный объем информации о шифровальщиках и агентурных сетях, а также имена шестисот агентов КГБ, состоящих на дипломатической службе по всему миру. Он предъявил первые твердые доказательства того, что Берджесс и Маклин действительно находятся в Советском Союзе (до сих пор это оставалось неподтвержденным предположением) и живут в Куйбышеве. Но еще больший эффект произвело сообщение Петрова, что о необходимости бежать их предупредил другой британский чиновник, некто третий. В Уайтхолле, на Флит-стрит и в прочих подобных местах личность этого призрачного Третьего стала объектом слухов, намеков и некоторых вполне обоснованных гипотез.

Узнав о побеге Петрова, Филби взволнованно ждал, когда Скардон снова появится на его пороге, на сей раз в сопровождении полиции и с ордером на арест. Шли недели, а в дверь к Филби никто не стучался, и он пришел к справедливому выводу, что перебежчик не назвал его имени. Однако его преследовала «тревога, что Петров мог сообщить какую-то важную информацию, которой я еще не знал» и которая могла быть использована, чтобы подловить его, если снова станут допрашивать.