Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны - [22]

Когда на пороге зала показался британский шпион, Гордиевский как раз закончил очередную подачу. Он сразу же узнал Бромхеда. В пустынном спорткомплексе тот смотрелся несуразно в своем твидовом костюме и тяжелом пальто — и в нем мгновенно опознавался англичанин. Олег приветственно помахал ему ракеткой и, повернувшись, продолжил игру.

Русский как будто не удивился, увидев Бромхеда. «Может быть, он меня ждал? — ломал тот голову. — Конечно, такой опытный и наблюдательный разведчик вполне мог заметить мою машину в предыдущие дни. Опять эта его дружелюбная улыбка. А затем — серьезная сосредоточенность на игре».

Пока Бромхед сидел на зрительской скамье, Гордиевский, продолжая невозмутимо играть, на самом деле лихорадочно пытался сообразить, что происходит. Похоже, все шло по плану: визит Каплана, вечеринка у Бромхеда и то, что этот жизнерадостный британский чиновник оказывался буквально на каждом общественном мероприятии, куда последние три месяца ходил сам Гордиевский. В КГБ Бромхеда считали возможным агентом разведки, отмечая, что он «наделен удивительнейшим даром поднимать настроение буквально у всех своих собеседников» и появляется «на дипломатических приемах независимо от того, приглашен он или нет». Появление англичанина на пустом бадминтонном корте в столь ранний час могло означать только одно: Гордиевского пытается завербовать МИ-6.

Игра подошла к концу, Анна ушла принимать душ, и Гордиевский, с полотенцем через плечо и с протянутой для пожатия рукой, подошел к Бромхеду. Два разведчика вперились друг в друга. «Олег ничем не выдавал, что нервничает», — написал потом Бромхед. Гордиевский же отметил, что англичанин, из которого всегда ключом била веселая самоуверенность, на этот раз был серьезен до крайности. Разговаривали они на смеси русского, немецкого и датского, а Бромхед то и дело порывался сдобрить эту мешанину еще и щепоткой французского.

— У вас есть возможность побеседовать со мной tete-a-tete? Мне бы хотелось поговорить с вами с глазу на глаз, где-нибудь в таком месте, где бы нас никто не мог подслушать.

— с удовольствием, — ответил Гордиевский.

— Мне было бы очень интересно провести такого рода разговор с человеком, состоящим на вашей службе. Думаю, вы — один из немногих, кто поговорил бы со мной честно.

Итак, еще одна черта пересечена — Бромхед ясно дал понять, что знает: Гордиевский работает на КГБ.

— Может быть, пообедаем вместе? — продолжал Бромхед.

— Да, конечно.

— Наверное, вам труднее выбраться на встречу, чем мне, поэтому, может быть, вы сами назовете ресторан, который подошел бы вам?

Бромхед ожидал, что Гордиевский назовет какое-нибудь заведение в отдаленном от центра укромном местечке. Но тот предложил встретиться через три дня в ресторане при отеле «Остерпорт» — прямо через дорогу от советского посольства.

Снова сидя за рулем видавшей виды жениной машины, Бромхед ощущал ликование — и одновременно некоторую тревогу. Уж очень спокойным показался ему Гордиевский: его как будто нисколько не смутило полученное предложение. Да и ресторан он выбрал в такой близости к собственному посольству, что при помощи спрятанного микрофона он запросто мог бы передать их разговор на пункт прослушивания прямо через дорогу. К тому же их легко могли засечь советские чиновники, нередко обедавшие в этом гостиничном ресторане. Впервые Бромхеду пришло в голову, что, быть может, он сам — не инициатор, а мишень готовящейся вербовки. «Поведение Олега и выбранный им ресторан наводили меня на сильные подозрения, что меня собираются переиграть в затеянной мною же игре. Уж слишком гладко все шло. Так обычно не бывает».

Вернувшись в посольство, Бромхед бросился передавать телеграмму в штаб МИ-6: «Господи, мне кажется, это он пытается завербовать меня!»

Но Гордиевский просто-напросто обеспечивал себе надежное прикрытие. Он тоже вернулся в посольство и сообщил главе резидентуры Могилевчику: «Один парень из английского посольства пригласил меня на обед. Как мне поступить? Должен ли я принимать приглашение?» Вопрос был передан в Москву, и оттуда незамедлительно последовал громогласный ответ серого кардинала Дмитрия Якушкина: «КОНЕЧНО! Ваша прямая обязанность — занимать активную, наступательную позицию, а не сторониться сотрудника иностранной разведслужбы. Почему бы вам и не встретиться с ним? Но при этом ПРОЯВИТЕ НАПОРИСТОСТЬ! Англия — одна из тех стран, которые представляют для нас особый интерес». Таким образом, Гордиевский хорошо подстраховался. Имея официальное разрешение начальства на дальнейшие шаги, он мог с чистой совестью идти на контакт с МИ-6: у КГБ не имелось ни малейших оснований подозревать его в неверности.

Одна из старейших уловок, к каким прибегает разведка, — так называемая подстава, когда одна сторона для виду заигрывает с кем-то из противоположного лагеря, обольщает его, делает соучастником своих игр и завладевает его доверием, а затем разоблачает его.

Бромхед раздумывал: а не сделался ли он мишенью такой кагэбэшной подставы? Если же нет, то неужели Гордиевский действительно пытается завербовать его? И как ему быть: проявить для вида интерес и посмотреть потом, как далеко готовы зайти Советы? Для Гордиевского же ставки были еще выше. Визит Каплана и последовавший за ним «подкат» Бромхеда могли быть частью одного хитроумного и коварного замысла, и — как знать — если он раскроет карты, то не схватят ли его с поличным? Конечно, Якушкин дал ему добро, но это не было слишком уж надежной индульгенцией. Если Гордиевский станет жертвой подставы со стороны МИ-6, на его карьере в КГБ можно ставить крест. Его отзовут в Москву. Потому что, следуя логике КГБ, всякий, кого пытался завербовать противник, автоматически становился — задним числом — подозрительной личностью.