Шпандау: Тайный дневник - [182]

— Всего лишь мой завтрак, — ответил я.

Когда он пробурчал что-то вроде «можно и подождать», я прошел мимо него и сам взял свою еду. Последовал жаркий спор, мы оба грозились подать рапорт директорам. Нуталл рассвирепел еще больше, когда я заявил, что ему давно пора заниматься своим делом и открыть камеру Шираха. Он буквально задохнулся от злости.

— Что? Как вы смеете указывать мне, что я должен делать! Да кто вы такой? Что вы себе позволяете?

Я протянул руку к двери.

— Хочу спокойно позавтракать, — сказал я и закрыл дверь прямо перед его носом. Как ни странно, это привело его в чувства. Без лишних слов он направился к Шираху.

5 января 1966 года. До меня только что дошло известие о смерти Карла Пипенбурга, с которым я собирался открыть фирму. Мои надежды на профессиональное будущее в большой степени зависели от его дружбы и лояльности.

6 февраля 1966 года. Сегодня утром полковник Проктер делал инспекционный обход перед посещением британского посла сэра Фрэнка Робертса. В часовне он увидел старый большой будильник, который отмечает время окончания концерта.

— Лучше избегать ненужных вещей, — заметил он своему заместителю. — Уберите его.

9 февраля 1966 года. Больше двух недель «Берлинер Цайтунг» публикует серию статей с резкими обвинениями в адрес президента Любке. В Восточном Берлине прошла международная пресс-конференция; выступил генеральный прокурор Германской Демократической Республики, и в результате Генриха Любке выставили одним из главных создателей системы концентрационных лагерей.

В действительности Любке занимал незначительную должность в архитектурной фирме. По чистой случайности фирма получила заказ на строительство казарм, часть которых предназначалась для концентрационных лагерей. В восточных, а также в некоторых западных газетах его представляют как моего помощника. Но я едва его знал.

11 февраля 1966 года. Вчера Маскер взял лопату и на только что выпавшем снегу написал свои инициалы размером в четыре метра. Я посоветовал ему убрать буквы, предупредив, что у него могут быть неприятности. В знак протеста он начертил на снегу свое полное имя и сегодня уже получил письменный выговор. Пилот американского вертолета, который несколько раз в день пролетает вдоль границы Берлина, тоже следит за нашей территорией. Поскольку было сделано предположение, что буквы на снегу могут оказаться зашифрованным сообщением, известили даже секретные службы.

12 февраля 1966 года. Просмотрев множество каталогов, я остановил свой выбор на наручных часах фирмы «Жагер Лекультр». Я попросил своего друга из Кобурга потом отдать их в мастерскую, чтобы на них сделали гравировку.

13 февраля 1966 года. Давно я не вспоминал о Гитлере — интересно, сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз думал о нем? Но сейчас он настиг меня во сне. Прошлой ночью мне приснились первые дни войны. Я прощаюсь с ним в рейхсканцелярии, потому что он уезжает в свою ставку. Все, кто остается, говорят ему несколько слов на прощание. Я думаю, что бы ему сказать и при этом не выглядеть заискивающим. Когда Гитлер поворачивается ко мне, я ограничиваюсь одной фразой: «Желаю вам хорошо спать». У Гитлера удивленный вид; он молча смотрит на меня, и тут я замечаю, что у него на лице остались следы засохшего крема для бритья. Пока он стоит, крем расползается по лицу, быстро покрывая нос и лоб. В смущении я показываю Гитлеру на его испачканное лицо; и когда почти все его лицо исчезает под кремом, он холодно пожимает мне руку. Потом поворачивается к ожидающим генералам.

На самом деле тогда, в сентябре 1939-го, за несколько дней до объявления войны, Гитлер был молчалив и не в духе, когда вечером прощался с нами в своей берлинской квартире. Размышляя об этом сне, я понял, что в тот день наша дружба дала трещину. Заняв пост министра, я получил большую власть, но был всего лишь членом правительства.

16 февраля 1966 года. Годо принес мне статью лорда Хартли У. Шоукросса, главного обвинителя от Великобритании на Нюрнбергском процессе, напечатанную в «Штерне». Шоукросс пишет: «Герра Шпеера, который до сих пор находится в заключении в Шпандау, давно следовало выпустить на свободу. Вместе с Джоном Макклоем, бывшим верховным комиссаром американского сектора в Германии, мы не раз пытались добиться его освобождения. Но советское правительство было против». Мрачное удовлетворение, пришедшее слишком поздно.

17 марта 1966 года. Шарков, который до сих пор всегда держался дружелюбно и приветливо, в последнее время ведет себя грубо и даже враждебно. Не знаю почему. Но вот что меня удивляет — его неприязнь, очевидно, распространяется только на меня. Сегодня он сделал мне замечание, что у меня в камере на одну книгу больше, чем положено; хотя разрешил Шираху взять две лишние книги. Другие русские охранники ведут себя не в пример дружелюбнее. Сегодня один из них, приветствуя меня с вышки, подбросил свою фуражку в воздух и с широкой улыбкой крикнул:

— Генерал!

После дневной прогулки Гесс и Ширах вернулись в тюремный корпус, а я хотел еще поработать. Шарков приказал Райнеру:

— Всех троих в корпус!