Шпана - [4]

– Понятно, – ответил я и начал делить еду, стараясь, чтобы Лёшке досталось побольше.

Он этот момент заметил и угрюмо отломил от своей половины краюхи кусочек, чтобы было поровну, и протянул этот кусочек мне. А я не стал выкобениваться и взял, потому что головокружения от давешнего катаклизма у меня уже прошли и страшно захотелось есть. Проглотил всё, не успел заметить как.

– А вот и Пахом, – тихо сказал Лёха, выглянув вниз, – прячься.

Но видимо сказал он это поздно, потому что Пахом, ражий и весь обросший каким-то мхом мужик ростом под два метра, вытащил за шкирку сверху сначала меня, а потом и Лёшку. Поставил на землю и радостно спросил:

– Ну шо, щеночки, попались?

Мы ничего не отвечали, соседи же косились на Пахома и его забавы вполглаза и никаких действий не предпринимали, из чего я сделал вывод, что им или всё по барабану или Пахом тут большая шишка и ему никто перечить не смеет.

– Ну давай, попляши, а я посмотрю, – это он мне сказал.

Я тихо спросил Лёху, что, точно плясать надо? А он так же тихо ответил, что надо, ты ж умеешь, а то он не отстанет. Я тогда пожал плечами и выдал верхний брейк – когда-то давно, в 80-е следующего века, я был звездой дискотек в этом виде танцевального искусства. Пахом смотрел на меня с отвисшей челюстью, а потом и соседи присоединились к нему.

– Эт чо? – справился наконец с филологическим ступором Пахом.

– Эт китайский народный танец, брейк называется – ответил ему я, – могу еще украинский народный, надо?

– Ну валяй, – милостиво разрешил он.

Ну я и выдал ему гопак с подпрыгиваниями, переворотами и боевыми ударами обеими ногами.

– Эт я знаю, видел намедни, – сказал один из подтянувшихся зрителей, – эт хохлы так пляшут, когда горилки перепьют.

– Ладно, уважил ты меня, – благосклонно сказал Пахом, – сёдни не буду вас пороть, идите себе, – и он отпустил нас мановением руки.

Мы с Лёхой ждать не стали и тут же оказались на верхнем ярусе, я же определил тупого Пахома в личный чёрный список под номером три.

– Ну ты дал, – горячо зашептал мне на ухо брат, – гдей-то ты так навострился?

– Не помню, – стандартно ответил я, – ты мне лучше вот что скажи, он каждый вечер так над нами измывается?

– А то, кажинный день всё одно и то же, – шмыгнув носом, ответил брат.

– Ну и чо мы тогда тут забыли в этой ночлежке? – спросил я, – валить надо отседова, и чем скорее, тем лучше.

– Легко сказать валить, а куда? Если знаешь, скажи, но на улице я ночевать не хочу, закоченеешь там мигом.

– Нас всё же равно отсюда выгоняют, – пояснил я, – так что завтра будем определяться и с местом, и с заработками, и со всем остальным. Куда идти и чо делать, я пока не знаю, но, как говорят умные люди, утро вечера мудренее.

– Ну ты хоть намекни, чо мы делать-то должны, – канючил брат, и тогда я сдался.

– Оружие надо достать, тогда у нас всё будет, и крыша над головой, и еда, и одежда, её вот в первую очередь сменить надо, а то ходим оборванцами последними.

– Так мы и есть оборванцы, – заметил брат.

– Надо это дело прекращать, оборванчество наше. В люди надо выходить, вот чо… тогда и Пахомы разные сразу в стороны отпрыгнут. Надо только придумать, где раздобыть это оружие…

– Я знаю, где его раздобыть, – свистящим шёпотом сказал вдруг брат.

– Да иди ты… врёшь ведь.

– Ей-богу не вру, ты тоже должен это помнить, мы там вместе же лазили, но раз ты ничо не помнишь, слушай, – и он опять же на ухо поведал мне длинную и занимательную историю, я аж заслушался.

* * *

А назавтра мы с раннего утра покинули стены негостеприимного ночлежного дома имени Николая Бугрова, надеюсь навсегда, и подались по ещё не проснувшейся улице Рождественской назад к Благовещенской слободе. Именно здесь по уверению Лёхи и таился заброшенный склад оружия, который мы с ним открыли прошлым летом.

– Там, понимаешь, на склоне Дятловых гор, ну за монастырём этим, как его… за Благовещенским, пещера-не пещера, подземный ход ли, дыра, короче говоря, в земле, прикрытая сверху мусором разным, а в пещере этой, ну если пройдёшь подальше, за тремя поворотами, большая такая комната будет, со столом и с полками. Вот на этих полках и лежит ящик с ливольвертами, ага…

– С револьверами, – автоматически поправил его я, – а они какие на вид-то были, не ржавые? Мож из них и стрелять-то не выйдет?

– Нормальные ливольверты были, все в смазке, – скупо отвечал брат.

– А сколько их там было, не помнишь?

– Точно, что не один, а сколько уж всего, не считал.

– Да, а как же мы там увидим что-нибудь, под землёй-то? – спохватился я где-то на середине пути. – Фонарик же надо или свечку хотя бы.

– По дороге зайдем в Строгановскую церковь, стащим пару свечек, а спички у меня есть, – и он вытащил из кармана коробок и потряс им, спички застучали. – Ты мне лучше расскажи, что мы будем делать с этими ливольвертами? И ещё – стрелять-то ты из них сумеешь? Железка сложная.

– Если там ещё и патроны будут, тогда да, сумею – были там патроны, не помнишь?

– Кажись были такие…

– А что мы с оружием делать будем… вот если найдём и оно исправное окажется, тогда расскажу, а пока рано.

С горем пополам доковыляли мы до Благовещенки, с заходом по дороге в церковь – там страху натерпелись, дьякон на нас очень подозрительно глядел, хотя мы честно крестились без перерыва, минут десять прошло, пока он утерял бдительность, и мы мгновенно смылись с парой свечек в карманах… Господь Бог простит, надеюсь.