Шпага д'Артаньяна, или Год спустя - [42]

– Не думаю, граф, не думаю. А впрочем, пусть так. Поговорим как дворяне, сколь ни затруднительно мне это с вами. Но… оставим предубеждения. Довожу до вашего сведения, господин де Вард, что, даже перестав быть послом как таковым, я всё же не принадлежу себе, ибо являюсь исполнителем завещания моего друга.

– А-а!..

– Да-да, друга, граф, как бы чуждо ни было это слово для вашего слуха. Вы, может, хотите и к этому что-то добавить?

– Очень хочу. Из-за него-то, из-за этого вашего друга, я и бросаю вам вызов.

– Бросаете вызов? – вскинул брови Арамис. – Но, как я слышал, дуэли во Франции под запретом?

– Ого! Вы, кажется, вздумали учить меня?

– Ничуть, просто припомнил эдикты.

– Вы, очевидно, беспокоитесь об этом даже больше меня, сударь, а ведь вы, как было верно замечено, особа неприкосновенная, – ядовито сказал де Вард. – Не вообразили ли вы себя капитаном мушкетёров, который, сам имея на счету чёрт знает сколько дуэлей, постоянно цеплялся к дуэлянтам? Но вы, герцог, вы не господин д’Арт…

– Довольно, граф! – воскликнул герцог д’Аламеда, впервые обнаруживая признаки гнева и властным движением вскидывая руку.

И тут произошло невероятное: голос де Варда неожиданно сорвался на хрип. Дрожа всем телом, он вытаращенными глазами, полными ужаса, уставился на Арамиса, который, не меняя невозмутимого выражения лица, стоял перед ним всё в той же величественной позе. Свидетели этой удивительной метаморфозы в полнейшем недоумении наблюдали за тем, как де Вард, невероятным усилием воли подавив дрожь, сначала униженно склонился перед послом, а потом, бормоча извинения, вышел из зала.

– Чёрт меня побери… – озадаченно обратился Пегилен к Сент-Эньяну, – чёрт меня побери, если я хоть что-нибудь понимаю. Де Вард… он ведь отступил… да-да, попросту отступил, как побитый пёс.

– А почему, барон? – обеспокоенно спросил Сент-Эньян. – Ведь герцог, как мне показалось, просто поправил парик, вот и всё.

– Кто знает, – попытался улыбнуться барон де Лозен, – может, у него волшебный парик.

– Не думаю, – рассеянно произнёс адъютант его величества.

– Скажите на милость, граф, зачем вы удержали меня от того, чтобы я унял де Варда? – повернулся капитан мушкетёров к приятелю.

– Я?

– Ну да, вы. Вы вцепились в мой рукав и так вращали глазами, что я счёл за благо остаться в стороне.

– Приказ короля, барон, приказ короля, – задумчиво пробормотал Сент-Эньян и устремился к выходу…

А герцог д’Аламеда, обернувшись к спутнику и незаметно вновь повернув перстень печатью внутрь, тихо промолвил:

– Уйдёмте отсюда, преподобный отец, у нас тоже есть дела.

Послы покинули помещение, оставив придворных обсуждать немыслимое поведение завзятого дуэлиста и колдовские способности герцога д’Аламеда. Оставив дворец, Арамис с д’Олива направились в парк. Когда они в должной мере углубились под сень облетевших деревьев, Арамис сказал:

– Сегодняшний день дал нам многое.

– Помимо очевидного, монсеньёр, – понимающе откликнулся иезуит.

– Да, – усмехнулся герцог д’Аламеда, – кроме договора. Ах, проклятый конкордат, тебе и впрямь суждено изменить судьбы народов. Вы заметили, преподобный отец?

– Что, монсеньёр?

– Как ловко французский король отредактировал документ?

– Нет, – озабоченно покачал головой монах, – я ничего такого не заметил.

– И это понятно. Поправка была безукоризненно скрыта, и не знай я, где её ожидать… Но она всё же есть, и это заставляет меня дать вам следующие указания.

– Слушаю, монсеньёр.

– До нынешнего дня я не знал, с какой стороны будет нанесён удар Испанскому королевству. А теперь…

– Теперь?..

– Незамедлительно отправьте двух гонцов по разным дорогам к его светлости герцогу Аркосскому. Пошлите с ними копии договора, а на словах велите передать указание самым срочным образом приступить к укреплению пограничных городов Испанских Нидерландов.

– Бельгийские провинции! Неужели?

– Да. И в первую очередь Шарлеруа, Армантьер, Сен-Вину, Дуэ, Куртре и Лилль, – с жутким спокойствием перечислил Арамис.

– Вы полагаете…

– Я полагаю, что королю следовало бы поостеречься вступать в стилистическое единоборство с поэтом и богословом, – процедил Арамис, – я-то более силён в этом, чем бедняга Кольбер.

Монах поклонился.

– Но передать это следует лишь изустно. Кстати, преподобный отец, всё сказанное никоим образом не влияет на прочие наши планы. Это понятно?

– О да, монсеньёр: Дюшес, десятое ноября.

– Хорошо. Положение наше усугубилось, что и говорить, но я верю, что мы выйдем из него с честью. Меня ведь не удалось убить.

– Вы о Франсуа де Варде?

– О нём, о нашем бедном де Варде. Тут король оступился, это надо признать.

– Но разве мог он знать? Даже я не знал…

– Да и не нужно было. Ordines inferiores[3]… он отнюдь не самый полезный член общества.

– Как знать… Вы накануне говорили о шпаге, монсеньёр.

– Говорил.

– А если граф де Вард…

– Оставим это, преподобный отец, не продолжайте. Шпага, право слово, не из лучших.

– Вам виднее.

– Куда важнее сейчас представить отца д’Арраса королеве и снестись с Мадридом.

– Это будет сделано.

– Знаю. А я отправляюсь в Париж. Если не смогу вернуться через два дня, ждите нарочного.

– А если вестей не будет?