Шоу непокорных - [20]

По комнате начинает растекаться неловкое молчание. Первым его нарушает Джек.

— Спасибо вам, — говорит он. — За то, что пустили нас в дом. Я знаю, какой это риск.

Рози улыбается:

— Всегда пожалуйста. Надеюсь, Феликс был вежлив?

Она строго смотрит на каждого из нас, словно пытается найти подтверждение тому, что ее сын был не слишком учтив.

Я ничего не отвечаю ей. Если честно, он действительно был грубоват, но я вряд ли скажу это его матери, ведь он все-таки впустил нас в дом.

В конечном итоге впустил. В самую последнюю минуту.

— Нет, — говорит Джек. — Он смелый парень, спрятал девушек от полиции. — Он виновато морщит нос и добавляет: — Полиция уже ехала по улице в поисках наших следов. А ваш сын открыл мне дверь. Нас бы точно поймали, если бы не он. Вам есть чем гордиться.

И она действительно гордится, потому что от этих слов ее лицо озаряется улыбкой.

— На самом деле он хороший парень, — мягко говорит она. — Сначала он может показаться угрюмым, но это в его духе. Напускное. Вы же знаете, какими бывают подростки! — Рози переходит на полушепот. — Он немного грубоват и ершист, но это, если хотите знать правду, лишь потому, что мы несколько лет назад потеряли отца… а потом, в конце прошлого года, незадолго до Рождества, его брата забрали прямо на улице.

— Забрали? Куда забрали?

Она испуганно смотрит на нас. Ее улыбки как не бывало, лицо стало бледным и несчастным.

— В цирк.

Мы с Гретой одновременно вскрикиваем.

— Мне очень жаль это слышать, — участливо говорит Джек.

Рози поворачивается ко мне.

— Это то, о чем я хотела вас спросить, если вы не возражаете. Каково там? — Ее глаза наполнены страхом.

— Если честно, я не знаю, как там теперь. Новый цирк совсем другой по сравнению с тем цирком, из которого мы убежали — может, даже намного лучше. Говорят, там теперь даже есть аттракционы. Звучит не так уж плохо.

— Взрывом убило инспектора манежа Сильвио Сабатини, — добавляет Джек. — Того, что раньше заправлял всем цирком. Жестокие порядки и царивший там дух насилия, все это установил он.

Сильвио Сабатини. Как же я ненавижу его имя даже после того, что сделала с ним. Я смотрю на Грету. Та, кусая губы, уставилась в пол.

— Когда забрали вашего сына? — мягко спрашивает Джек.

— Сразу после объявления о строительстве нового цирка. Должно быть, им понадобились новые артисты. Они приехали на огромных грузовиках и забрали десятки детей. Схватили не только моего ребенка, многих постигла та же участь. — Голос Рози дрожит, и она на миг умолкает. Затем смотрит прямо мне в глаза. — Как думаешь, мы его когда-нибудь увидим? Как, по-твоему, он еще жив?

Что я должна ответить?

— По идее, да, — уверенно отвечает ей Джек. — Их сейчас наверняка обучают различным трюкам. Пока их жизням ничего не угрожает, во всяком случае, до открытия цирка.

Даже если он сказал это, чтобы успокоить Рози, нужного эффекта слова не произвели. Скорее, наоборот.

— А что будет, когда он откроется? — Ее голос наполнен страхом. — Что тогда?

— Простите нас, — отвечаю я. — К сожалению, мы не знаем, что там происходит сейчас. Все будет зависеть от того, в каком номере он будет участвовать. Поэтому ничего определенного сказать нельзя.

Мои слова — чистая правда. Я не знаю, что происходит в новом цирке. В последний раз я видела его почти год назад. Тогда это был огромный огненный шар, освещавший ночное небо.

Конечно, мы пытались выяснить, что с ним было потом. Всякий раз, разговаривая с кем-нибудь из движения Сопротивления, мы спрашивали о цирке, но никто не мог сказать ничего определенного. И каждый раз, когда в руки нам попадала газета или планшет, мы с Гретой отчаянно искали сведения о цирке, но так ничего толком и не узнали.

Судя по всему, журналистам запретили говорить о цирке. Мы улизнули прямо из-под носа полиции, и власти были в бешенстве. Они надеялись поймать нас, но не желали, чтобы кто-то вспоминал о хаосе, который мы оставили после себя.

В течение нескольких месяцев было тихо, будто цирк вообще никогда не существовал. И вдруг грандиозное объявление: он возрождается и теперь будет больше и лучше, чем прежде.

Не знаю, будут ли в нем выступать прежние артисты. Живы ли они?

Больше всего меня беспокоит судьба Иезекиля. Это его я постоянно вижу во сне. Я знала его всего несколько дней, но уже успела привязаться к мальчику. Он был совсем маленьким, я же просто бросила его там и с тех пор больше не видела. Эммануил, Иезекиль… я бросила их всех. Моих друзей. Моих цирковых товарищей. Бросила в пламени пожара или, того хуже, обрекла на дальнейшие мучения в этом адском цирке, обрекла на новые страдания.

— Там и в самом деле было так плохо, как говорят? — спрашивает Рози. — Но как такое возможно? Слухи ведь наверняка преувеличены?

Воспоминания медленно выползают из бездонной ямы моего живота, тянутся к поверхности, цепляются за мои кишки, скручиваются и извиваются в моих внутренностях, бьются о ребра.

Я не могу рассказать ей правду. Знаю, Рози хочет услышать ее, но я не могу говорить об этом жутком месте, во всяком случае, не ей, женщине, у которой забрали сына.

Жаль, что рядом со мной нет Бена.

Я встаю и с грохотом отодвигаю ящик в сторону.