Шотландия. Автобиография - [62]

Не знаю, можно ли упрекать меня в чрезмерной восторженности и рвении, с какими я представляю читателям молодого поэта с моей родины, с чьими стихотворениями я недавно ознакомился; но если меня не обманывают собственные суждения, я готов назвать его истинным гением. Я имею в виду Роберта Бернса, эйрширского пахаря, чьи стихотворения недавно были опубликованы в городке на западе Шотландии; сам поэт, судя по всему, издавая эту книгу, не преследовал иных целей, кроме как порадовать жителей родного города и обрести толику славы у тех, кто наслышан о его таланте. Надеюсь, не сочтут, что я опережаю события, вынося его творения на суд широкой публики, призывая нацию оценить эти стихи и воздать ему по заслугам, каковые, на мой взгляд, очевидны…

Лишь одно препятствует широкой его славе, а именно — язык, каким написаны стихотворения. Даже в Шотландии провинциальный диалект, введенный в употребление Алланом Рамсеем и подхваченный Бернсом, ныне понимают с трудом, что существенно снижает удовольствие от чтения; в Англии же его не поймут вовсе, а необходимость постоянно обращаться к словарю помешает насладиться слогом.

Некоторые его стихи, те, что серьезнее, впрочем, почти английские… Он гениально описывает повседневную жизнь, ловит проявления страстей или воссоздает картины природы. С прозорливостью, подобной шекспировской, он описывает человеческие характеры… словно перекладывая на стихи науку о разуме, когда проще найти правду, нежели отыскать причину. Я весьма далек от того, чтобы сравнивать нашего сельского барда с Шекспиром, но всякий, кому доведется прочесть его светлые и смещные стихи, заметит, сколь мудр и глубок в своих рассуждениях этот вдохновленный небесами пахарь, каким острым взором глядит он, человек низкого положения, на людей и их жизнь…

Бернс наделен фантазией и духом истинного поэта. Честная бедность и независимость души, порой единственные дары музы, ощущаются в каждом его стихотворении. Возможно, я оскорблю его чувства своей попыткой привлечь к стихам этого человека внимание широкой публики. При этом ни в коем случае не следует полагать состояние, в котором он обрел музу, безысходно трагическим; да, он страдал и мучился, и одно или два стихотворения, как сообщили мне его земляки, намекают, что он готов был покинуть родину и искать приюта под солнцем Вест-Индии, раз уж Шотландия ему в том отказала. Но я уверен, что не составит труда изыскать средства, дабы не допустить такого исхода, и что я оказываю своей стране справедливое уважение, полагая ее способной протянуть руку помощи возросшему в ней поэту… Необходимо воздать по заслугам, исцелить душевные раны, извлечь гения из грозящего ему забвения, поместить его туда, где его увидит весь мир, который он станет услаждать своим слогом; эти усилия окупятся стократ и принесут нам богатство и величие, каковые не измерить деньгами.

Определение возраста Земли, 1788 год Джеймс Хаттон, Джон Плейфер

Одной из ярчайших звезд эпохи Просвещения был геолог Джеймс Хаттон, чьи исследования доказали, что наш мир гораздо старше, чем считалось (общепринятый возраст планеты составлял 6000 лет). Посвятив доказательству годы упорного труда, высмеиваемый современниками, он показал, что древние скалы постепенно разрушаются, а из их остатков формируются новые массивы. Отчасти он проводил наблюдения, подкрепившие его теорию, на мысе Сиккар-пойнт в Восточном Лотиане. Ниже Хаттон описывает прогулку к этим скалам в сопровождении своего товарища Джона Плейфера и сэра Джеймса Холла. Затем следуют воспоминания Плейфера о той же прогулке.

Хаттон:

Взяв лодку в Дунглассе, мы отправились изучать побережье. У мыса Сиккар-пойнт мы увидели замечательную картину пород, обнаженных морем. Слой песчаника был наполовину смыт, а то, что сохранилось, во многих местах было испещрено вкраплениями черного сланца. Затем снова шел слой песчаника, содержавший вкрапления сланца. У большинства вкраплений края были острыми, следовательно, они не выветрились и не стерлись…

Плейфер:

На нас, видевших подобное явление впервые, оно произвело незабываемое впечатление. Нам представили наглядное свидетельство, подтверждение самого необычного и важного факта в естественной истории планеты, подкрепившее теоретические рассуждения, которые, будь они сколь угодно убедительными, все же требовали доказательства опытным путем. Мы часто говорили себе, что наилучшим подтверждением того, что горы состоят из разных слоев и что эти слои разделены значительными промежутками времени, было бы увидеть зарождение этих гор собственными глазами. Что ж, мы будто перенеслись в далекое прошлое, когда сланец, на котором мы сейчас стояли, был морским дном, а песчаник едва начал оседать, в форме песка или ила, из вод первобытного океана. Нам представилась еще более далекая эпоха, когда даже древнейшие из этих скал не стояли прямо, а лежали в горизонтальной плоскости на дне моря, и их еще не потревожила неодолимая сила, каковая разорвала скальное «мощение» земного шара. Причем это захватывающее дух открытие сулило, как ни поразительно, и дальнейшие революционные откровения. Рассудок терялся от столь глубокого проникновения в бездну времени, а мы с восторгом и восхищением внимали философу, раскрывавшему перед нами чудесную историю невообразимо далеких событий, и постепенно сознавали, сколь далеко может зайти разум, намного опередив воображение.