Шмотки - [37]

Слишком много платьев и образов. Как стать одновременно всеми теми, кем я была всего лишь раз? Как стать той, кого он полюбит? Будет ли с моей стороны ошибкой смешать в одном наряде, по чуть-чуть, хиппи, баби, бобо, зюппи и яппи. Мне случалось побывать во всех этих ипостасях одновременно и последовательно. Хиппи водятся повсюду, тогда как баба, спорт-люкс, релакс-комфорт, «North Face», «Хелли Хансен» или «Тимберлэнд» нужно отмерять на аптечных весах.

В свидании нет ничего важнее, чем первое впечатление от тет-а-тет.

От того, предстану ли я перед Богом в сером костюме от Дольче-Габбана, кожаной куртке от «Прада» и в кроссовках «Nike» без шнурков (направление йети, Киану Ривз в «Матрице») или в стиле гранж – застиранная рубашка в клетку поверх футболки, такой же затасканной, как скверный парик и крупной вязки свитер Курта Кобейна и Кортни Лав, зависит мое будущее, потому что встречают по одежке и, стало быть, она влияет на судьбу.

Свадебное платье

Идея насчет круглых каблуков была отличной, по поводу всего остального я не знала, на чем остановиться.

Образ, отсылаемый мне зеркалом, тревожил.

Можно ли очаровать мужчину, если ты не нравишься себе самой?

Я устроилась на задворках своего кладбища, и здесь, на земле, в своем уголке, под моим небесным сводом, моим небом из юбок я наугад вытянула одну из них, желая просто поглядеть, вдруг случайность оденет меня лучше, чем умысел, вдруг в моих закромах окажется больше чудес, чем в весенне-летней коллекции, представленной на втором этаже .«Бон Марше», и вот в тот момент, когда я созерцала мои звезды, на мою голову обрушился небесный свод. Все мои юбки, отцепившись от распялок, накрыли меня. Оглушенная этим мятежом, я несколько секунд не двигалась, потом, обезумев, попыталась плыть среди джерси, кружевных разводов, фланели, футляров, фуляров, настоящих и искусственных мехов, разных древностей, мужеподобных брюк, кожи, тюлевых юбочек, туник, жатых, вареных и переваренных тканей, накрахмаленного льна. Мне было нечем дышать. Вокруг витали запахи ночных клубов, улиц, сигарет, нейлоновых чулок, крема для тела, крема для бритья, мужского желания – ведь я была на кладбище.

У меня кружилась голова; на меня обрушилось – в буквальном и переносном смысле – слишком много воспоминаний, запахов, забытых чувств. Замыкая сию траурную процессию, невесть откуда вынырнуло мое свадебное платье и душным кольцом обвилось вокруг моей шеи. Это точно было оно, мне было знакомо это прикосновение – белый тюль, жесткий, как судебная повестка, тогда как обычно светлые цвета куда мягче, чем темные. Я отчетливо сознавала, что и секунды не вынесу этого прикосновения,– даже притом что муж пребывал где-то вдали. Жестом утопающего я рванула вуаль, прилепившуюся к моему носу, и отбросила ее подальше. Какая идиотская затея хранить весь этот базар! Наконец мне удалось вырваться из-под этой груды шмоток, накрывшей мое тело, будто обломками рухнувшего при землетрясении здания.

Я достала с полки у себя над головой маленькую шкатулку для шитья, служившую мне еще со времен безденежья, там, в обрывках тюля, я хранила найденные в Булонском лесу веточки, обломки коры, опавшие листья, засушенные цветы...

Достав оттуда ножницы, я принесла в жертву ненавистное подвенечное платье. В течение двух часов я методично резала его на мельчайшие кусочки размером с костяшку домино, потом очередь дошла до отвратительной мне подвенечной вуали; уничтожение белого тюля доставило мне не меньшее наслаждение, чем то, что я испытывала, собственноручно творя какой-нибудь ансамбль.

Наконец со свадебным платьем было покончено.

Я превратила это импозантное воспоминание, этот печальный сувенир в радостную кучку конфетти.

Я была свободна. Я осуществила развод – на свой собственный манер.

Шмотки в трепете

Заслышав этот барабанный рокот, невозможно устоять на месте, очарованное сердце стремительно уносится вдаль, тело торопится скользнуть в платье из тончайшего муслина, который обтекает кожу подобно струям благоуханного источника, чья гладь волнуется при малейшем дуновении ветра. Невозможно избежать чар этого окрашенного в розовый цвет кроличьего меха, похожего на плюшевого мишку, выставленного в витрине Фао Шварца, этих туфель на круглом каблучке, которые, кажется, выбивают на полу нетерпеливый ритм, в ожидании, когда я их надену. Я привыкла к свиданиям с мужчинами, встреченными мною, – коктейль в прокуренном ночном клубе; но до сих пор не встречалась с мужчинами, облаченными в белые халаты, выдумывающими медицинские протоколы и там всякие лекарственные смеси, от которых могут вылезти все волосы. Наши миры абсолютно противоположны: Бог что ни день противостоит смерти, тогда как я пытаюсь забыть о ней, – вопиющий контраст.

Возможно, я не права, покидая свой шкаф. Покидая свое юбочное небо ради низких потолков и парижской копоти, покидая свой собственный город, где нет тупиков, свой музей, свое кладбище, свой склад – ради метро, кафе, мужчины, реальности. Банально и вторично. Вторично настолько, что приходится выдумывать чувства, эмоции, маски, чтобы окрасить эту жизнь, сделать ее единственной. В моем шкафу нет ни сквозняков, ни скверных запахов, сюда не проникает ветер, соприкасавшийся с уличными тротуарами, его не пачкает дизельное топливо, никто здесь не заговаривает о браке, не пытается заставить меня избрать другую жизнь. В моем шкафу дивно пахнет обновками, запах фиалок смешивается с ноткой нафталина. Когда я выдумываю незнакомца и кружусь в струящемся платье, купленном для того, кого я выдумала и кто меня в этот момент не видит, сердце мое бьется с частотой сто пятьдесят ударов в минуту.