— Позвал бы меня, — проговорил Миша, словно выросший за спиной. — Всю жизнь учусь настраивать станок и все равно всякое бывает. Тут еще столько неизведанного.
Он остановил Юрин станок.
— Шпиндель убери, — объяснил Миша, — так ничего не выйдет. Оправку ставь в летучий суппорт. Мы пользуемся им редко, а он для этой детали — в самый раз.
Юра последовал совету товарища. Все стало на свои места. Можно легко расточить и первое, и второе отверстия. И не надо ни поворачивать стол, ни двигать деталь.
Юра снимает одну деталь за другой. Он уверен — сегодня, наконец, даст полную норму. Увеличивает обороты резца. Станок гудит все ровнее, все ритмичнее. Руки двигаются точно, словно играют. Гудение станка становится тоньше… И происходит чудо — станок поет!
— Миша! — кричит Юра. Его лицо сияет. — Миша!
— Что случилось? — спрашивает Миша.
— Послушай.
Миша обходит станок со всех сторон, тревожно говорит:
— Ничего не слышу. Перебои?
— Да поет ведь станок-то. Поет! Помнишь, я спорил с тобой. А он поет!
Миша понимающе улыбается:
— Как же это я сразу не расслышал? Конечно, поет.
Радость поселилась в Юриной груди. Теперь он сам все может. Уверенно снимает со станка тяжелые блестящие детали, которые совсем недавно были чугунными чушками. Это он, Юрий Чижик, создал своими руками девять металлических деталей!
Как-то к Юре подошел начальник цеха. За ним по пятам следовал худенький паренек лет пятнадцати.
— Это девятиклассник из подшефной, школы. Они будут проходить практику у нас на заводе, — сказал начальник цеха Юре и повернулся к пареньку: — Прикрепим тебя к Юрию Викторовичу. Поучишься у него…
Паренек быстро взглянул на Юру, потупился.
Они стояли друг против друга: растерянный лупоглазый девятиклассник и «мастер», не очень-то отличающийся от своего ученика, с ярким румянцем на щеках и со странно сосредоточенным взглядом. Но было в его лице и что-то такое, что делало его старшим — какая-то трудно добытая уверенность в себе, озабоченность.
«Учитель. Вот я и учитель. И когда только успел? — с удивлением подумал Юра. — Я, конечно, поделюсь с ним всем, что знаю сам».
Он уже волновался о судьбе ученика, видел трудности, которые ожидают его. Ну что ж, беспомощный птенец — это только птенец. Птицей станет лишь тогда, когда научится летать. Чем скорее мальчик поймет это, тем будет лучше для него. А он, Юра, постарается помочь, расскажет не только о станке…
Юра вдруг увидел весь цех — для этого теперь ему не надо было обводить его взглядом, достаточно было обратиться к памяти: ряды сверкающих рокочущих станков и умные руки людей над металлом. Он увидел всех: Мишу, Кузьму Ерофеевича и хорошую, добрую Майю… Они были рядом с ним…
Юра улыбнулся своему ученику ласково и чуть-чуть покровительственно.
— Не робей, — сказал он. — Здесь тебе будет хорошо.
Юра вышел из проходной завода вместе с Мишей. Листья шуршали под ногами, а на деревьях они были такими яркими, словно их выковал из меди умелец-кузнец. Юре показалось: если ударить легонько по листку, он зазвенит.
Свернули на бульвар. Неожиданно Юра увидел знакомое лицо. «Может быть, показалось? Неужели он?»
— Постой, куда ты? — удивился Миша, хватая товарища за рукав.
Услышав громкий разговор позади себя, человек оглянулся. У него был нос с горбинкой, густые брови, решительный рот. Глаза смотрели настороженно. При виде Юры он вздрогнул, отвернулся и заспешил, почти побежал.
— Сдурел? — разозлился Миша. — Ну и беги ко всем чертям!
— Это же Яшка Волк, атаман… — успел бросить ему на ходу Юра.
Преследуемый свернул в первый попавшийся двор. Заметался, ища хоть какой-нибудь закоулок. Но Юра и Миша уже вбежали во двор.
Яшка повернул к ним злобное лицо.
Они продолжали приближаться.
Яшка угрожающе сунул руку в карман.
Они были уже в пяти шагах…
Яшка вытащил нож.
Они были в двух шагах…
Тогда атаман отступил на шаг и предложил:
— Даю вам полкуска… тысячу… две!..
Они не остановились.
Яшка заскрежетал зубами, лицо его перекосилось. Он замахнулся ножом. Юра перехватил его руку. Несколько мгновений их руки были сплетены. Но мускулы того, кто стоял за станком, оказались крепче. Нож упал на землю.
Юра посмотрел в глаза Яшке Волку, в бесцветные глаза под дергавшимися бровями. Эти глаза, когда-то жестокие, теперь были наполнены страхом.
— Ну и трус же ты, атаман, — сказал Юра.
