Шлимазл - [25]

— Да не плачь ты дурочка, — ласково ей так служащая, — я сама такой курносенькой всю жизнь быть мечтала. Я вам в графе национальность прочерк поставлю, и нет проблем. А вот если ваша дочь замуж захочет выходить, тогда вам для того, чтобы раввинат брак смог зарегистрировать, придётся иудаизм принять.

Утром приехал Гиви. Объявил, что не смог их встретить по причине ночного дежурства. Он не врал. Борис слишком хорошо его знал, чтобы дать себя обмануть, но в том, что Семен выдал о нем негативную информацию, сомнений не было — Гиви не умел и не хотел перекраиваться. Впрочем, через пять минут небольшая настороженность во взгляде исчезла, и Гиви, наговорив Настеньке кучу комплиментов, повез семейство в знаменитый ресторан «Сафари», что в Герцлии.

Внешне Чхеидзе практически не изменился — некурящие, сильные мужчины стареют медленно, вот только стал Гиви растягивать и окрашивать в вопросительную тональность конечные слова фраз — абсолютный признак глубокого погружения в иврит. На обратном пути он рассказал, что есть такие несознательные олимы — просто ужас! Подрались два официанта в Хайфе. Оба из самого вооруженного города в мире из — Черновиц. Почему из самого вооруженного? Потому что все ходят с обрезами (обрезанные то есть).

«Ах ты, жидовская твоя морда!» — кричит один другому.

Пришли к нему домой по жалобе оскорбленного, а у него крест на стене, иконы и лампадка под образами.

— Вот кто к нам едет, — гремел на всю машину Гиви.

— Это безобразие, — возмутился Борис, пряча крестик на груди поглубже под рубаху.

Вечером на семейном совете решено было крестики снять. Живут, конечно, в Израиле, без каких бы то ни было осложнений и христиане, и мусульмане, и караимы, и арабы — друзы, и даже две с половиной тысячи черкесов — адыгейцев имеются, и поговаривают, что среди последних даже потомки отважных рубак из Дикой дивизии живут себе, не тужат, но шлимазлу, — так решил Борис, — судьбу лучше не испытывать. Дочка снимать крестик отказалась наотрез, а Борис с женой сняли.

* * *

Через неделю Гиви справлял сорокалетие. Пригласил всех имеющихся в наличии сокурсников-пермяков. Прилетел Рафик из Нью-Йорка, привёз Борису в качестве презента диван и телевизор. Точно в день празднования именин появился в Тель-Авиве Семён. Гиви распорядился широко, по-кавказски. Ломился стол от угощенья, но веселье не получалось. Хозяин был трезв потому, что присутствовал на парти его непьющий шеф-сабра[20]. Тросман, Рабинович и Цицельман, сменивший громоздкую фамилию на более благозвучную, по его мнению, фамилию жены — Говенюк не могли выпить потому, что были за рулем. Негодяй Рабинович тут же стал забывать употреблять букву «е», а Говенюк не замедлил обидеться на такое неприличное укорочение новой фамилии. Женщины не пили потому, что боялись опростоволоситься перед женой Гиви — Вандой, и совершенно напрасно беспокоились дамы — Ванда, несмотря на строгий, педагогический вид, оказалась при ближайшем знакомстве очень милой, отзывчивой и терпимой к чужим недостаткам женщиной. Семён в несоразмерно широких шортах, некрасиво болтающихся вокруг его незагорелых ножек, сидел в углу, как в рот воды набравши. Он опасался, что Борис даст банку и устроит ему разнос.

Тревожился Семён зря. На него никто не обижался. Дело обстояло гораздо хуже, чем он себе это представлял. Его просто вычеркнули из жизни, а разве можно выяснять отношения с тем, кого уже нет? И весь этот непростой расклад просчитал блестящий преферансист, бывший проректор университета, мудрый, как змий, потомственный дворянин Раевский. Они переглянулись с Борисом, как заговорщики, подошли к ломившемуся от яств столу, отодвинули в сторонку яичные и кофейные ликеры, коньяки, виски и пиво «Маккаби», но зато приблизили к себе чёрные, большие и влажно блестящие, как глаза дщерей иерусалимских, маслины, свернули голову бутылке Смирновской, и в короткий исторический срок друзья замечательно нарезались, оглушив мозг тем печальным опьянением, какое бывает только на поминках по безвременно покинувшему этот мир лучшему другу, когда горечь утраты опресняется подловатеньким сознанием того, что хлопоты, связанные с погребением, наконец-то закончились и что завтра можно будет без всяких помех заниматься обычными своими житейскими делами.

* * *

Слушай мисль: «Тёплая страна Израиль, и не только из-за климата. Тёплая, потому, что общаться русскоязычному эмигранту можно только в двух странах — в России и на Святой земле. Только там можно найти ту радость или роскошь человеческого общения, о которой писал в свое время украсивший красивую голову летным шлемом последний романтик столетия — Огюст Сент Экзюпери. Ну, а поскольку точно процитировать высказывание писателя без заглядывания в книгу не представляется возможным, то не лучше ли заменить слово „роскошь“ на слово „теплота“. Так и запишем: „В Израиле существует давным-давно утраченная в других странах теплота человеческого общения“».

А ещё Израиль — вкусная страна. Там всегда, в любое время года что-нибудь да цветёт. Цветёт и безумно вкусно пахнет. И из кухонь горожан пахнет какой-то ненашенской вкуснятиной. Новая алия