Шли бои - [66]

Мы зашли к Прысакам. У него застали двоих уже подвыпивших унтер-офицеров. На столе стояла бутылка самогона, стопки и закуска. Нас Прысак представил довольно оригинальным образом. Сказал, что мы камераден и что мы возвращаемся с окопных работ.

Обстановка складывалась удачно. Все говорило за то, что нам удастся добыть необходимые сведения. Прысак то и дело наполнял стопки. У немцев заблестели глаза. Мы жадным взглядом смотрели в угол, где, прислоненные к стене, стояли панцерфаусты и два автомата. Но в этот момент нам было не до них. Один из немцев совсем расклеился. Стал вспоминать разбомбленный дом, жену, детей. Он не знал, живы ли они. Мы задавали каверзные вопросы, чтобы получить интересующие нас сведения. Это удалось. Мы узнали, что часть прибыла из Чехословакии и должна двигаться в направлении на Кельце, Радом.

Немцы остались на ночь. Утром на столе снова появился самогон. Когда гости покинули дом, мы торжествующе посмотрели друг на друга. В тот же день Шаповалов передал для радиостанции данные о дальнейшем маршруте немецкой части. До цели она не дошла. Около Радома она была атакована с воздуха и разбита.

Встреча с асами гитлеровской разведки

Алексей Шаповалов получил письменное предложение (оно пришло на квартиру Игнация Тарговского) встретиться с шефом гитлеровской контрразведки, который обосновал свою резиденцию в Кшешовице. Итак, немец искал связи.

В то время я не предполагал, какое важное значение имел этот случай для будущих действий штаба Конева. Может быть, это даже сыграло решающую роль в проведении дальнейших операций, связанных с освобождением Кракова. Вот что пишет в своих воспоминаниях Алексей Шаповалов.

«Несколькими днями позже (после побега Ольги. — Ю. Зайонц) получаю письмо от немцев, в котором они выражают желание встретиться со мной. Передаю это письмо командиру, который сообщает обо всем в Центр. Центр категорически против моей встречи с немцами. Мне даже запрещается показываться в районе деревни Морги.

Получаю от немцев еще одно письмо. Вместе со Скалой отправляюсь в горы. Сколько я уже отмахал километров в тылу у немцев?

Михайлов также не советует мне идти на встречу с немцами. «Это может быть западня. А вообще-то как хочешь, решай сам», — сказал он мне. Вернувшись в Чернихув, долго обдумываю, как быть. В конце концов решаю идти на встречу. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Через связного Метека Каву посылаю немцам письмо, в котором соглашаюсь встретиться.

Беседую с Михаилом Зайонцем, Вильком и другими товарищами. Мы готовимся к встрече с немцами. Вильк подбирает трех вооруженных гвардейцев и хочет сам встретиться с гитлеровцами. Назначаем встречу в районе Чернихува. В своем письме указываю место встречи, но в то же время предупреждаю, что, если в этом районе в этот день появится хоть один немецкий солдат, встреча не состоится…

Подходит день встречи. Мы с Вильком встаем рано и отправляемся в лес. Наши гвардейцы уже там. Ждем час, второй. Сидим и курим. Время движется дьявольски медленно. Стрелки часов показывают десять. Поднимаюсь и проверяю бельгийский пятнадцатизарядный пистолет, прячу его за пояс, осматриваю маузер, кладу его в карман и иду к дому лесничего. Здесь назначена встреча с Ромаховым — в письме фигурировала эта фамилия — представителем кшешовицкого отдела немецкой контрразведки, а в двенадцать часов должна состояться встреча с самим руководителем — Гартманом.

Польский гвардеец докладывает мне, что какой-то человек в гражданской одежде идет в нашу сторону. Подхожу к дому лесничего. Здесь на часах стоит Метек Кава, отважный польский партизан. Он докладывает мне, что в назначенное нами место пришел шваб.

— Давай его сюда, — говорю я.

Метек уходит. Я сажусь на землю и жду еще двадцать минут. Мне они кажутся вечностью. Трещат кусты. На поляну выходят Метек Кава и человек в темно-голубом плаще. Встаю. Человек в темно-голубом плаще подходит ко мне и говорит:

— Ромахов.

Он садится против меня (в это время подходит Вильк) и начинает рассказывать о себе, о своей жизни. Он русский, родился в 1920 году. Был учителем математики в одной из школ Краснодарского края. В настоящее время — агент абвера. Он рассказывает о службе у немцев, о своей любви к России, об освобождении Ольги. Я сижу и слушаю его, а мысли мои в это время далеко, среди тех, кто действительно любит Россию, готов отдать за нее жизнь…

Меня главным образом интересует Гартман, начальник контрразведки. Я прерываю Ромахова:

— Кто действительно любит Россию, тот находится по другую сторону фронта и с оружием в руках защищает ее. А вы… вы служите врагу.

Ромахов пытается убедить меня, что случайно попал к немцам, что готов искупить свою вину, что освобождение Ольги — его заслуга.

В эту минуту появляется легковой автомобиль. Из него выходит человек с охотничьим ружьем. Направляется он к месту нашей встречи. Дежурный гвардеец подводит его к нам.

Это Гартман. Разговор не клеится. Он говорит о погоде, о женщинах, об охоте. Вильк открывает портфель, достает две бутылки водки и колбасу.

— Стаканов нет. Будем пить по-партизански. — Вильк выбивает пробку и подносит бутылку ко рту.