Шлейф - [48]

Он набрал ее номер. Ответа не последовало.

Смертельно боящийся пещер и всяческих углублений в земле, Арон смотрел в черную расщелину, пытаясь понять, куда она ведет. К подземным источникам? В сад? В келью?

С психами держи ухо востро. Тот укатил в Мукату, эта под землю провалилась.

Да и сам он будто въехал в чью-то галлюцинацию. Где-то там, за пределами обозреваемого, ходят серые мешки, а за спиной — реальная свалка: остовы кроватей, стулья без ножек и сидений, железяки от ржавых полок. И камни.

По утверждению Юнга, мы лечим свои неврозы у своих пациентов. Если бы он физически смог протиснуться в эту дыру, он бы преодолел пещерный страх, преследующий его с армейской поры. Как-то в полнолуние с другом и двумя девушками — одной из них и была Шуля — они рванули на армейском джипе в меловые горы, что неподалеку от Содома и Гоморры. Странное место. Если Анна материализуется, он обязательно ее туда свозит.

Может, она там была? Монастырем пока что он удивил себя, а не ее. «Лучше о ней не думать», — решил Арон, усаживаясь на камень и раскуривая трубку.

От меловых гор сносит крышу и без марихуаны, а тут они курнули и решили забраться в пещеру. По жребию. Один остается на стреме, остальные уходят. Ему выпало остаться. Он уговаривал Шулю сторожить джип вместо него, но она ушла. Именно это он и хотел припомнить ей в лунной ночи, когда они лежали нагие под апельсиновым деревом.

Между покатыми белыми горами, похожими на подушки, шла дорога, посыпанная словно бы звездной пылью… Лунный сон в постели царицы ночи… Ни растеньица, ни одной колючки — белым бело. И даже пыль от солдатских сапог была белой.

Прошло два часа. На связь никто не вышел. Арон завел джип, врубил на всю мощь сестер Берри и поехал искать ту злосчастную дыру в земле, куда все они провалились.

Анна не отвечала. Скорее всего, LG на беззвучном режиме.

Свет фар не нащупывал видимых углублений в почве. Арон нашел их на рассвете, спящих мертвецким сном у подножья подушечной горы. Они, действительно, выбрались наружу чудом. В фонариках сдохли батарейки, и они ползли в полной тьме неведомо куда. То одному, то другому мерещился свет, кончилась вода, а они все ползли…

Топча кроссовками девственные травы, Арон бросился к воротам. Сквозь узкий зазор он увидел Анну, стоящую под пальмой рядом с монахиней.

* * *

«Какое-то освещение было лишь на центральной улице, полгорода лежало в руинах. В потемках мы добрались до Мукаты, местного небоскреба, возвышавшегося среди развалин».

Происходящее не сопрягалось с реальностью.

Нормальный человек Арон сидел в машине и читал произведение конченного во всех отношениях психа, и, как ни странно, оно его успокаивало.

«Вошли в более или менее освещенное здание и поднялись на лифте на самый верхний, седьмой этаж. В довольно-таки обширном кабинете восседали за полированным столом двое прилично одетых арабов при галстуках и с физиономиями старых медвежатников: воры в законе из ФАТХа. Раид сообщил мне: „Этого зовут Ала, он говорит по-английски“. Жулики бросили на меня беглый взгляд и сухо объявили что-то комиссару. Тот снова выругался по-арабски, потом пояснил: „Сказали, что вы не годитесь“.

Я понял это и без перевода. Если б я стал офицером „шотры“, вся эта малина у меня б сидела не пересидела. „Вы поедете в ῾синедрию᾿, бюро связи с израильтянами“, — сообщил мне Раид и махнул рукой. В „синедрии“ араб лет тридцати, молодой бюрократ из верхушки ФАТХа с культурной стрижкой, аккуратными усиками и при элегантном галстуке, посмотрел в мой паспорт и стал писать телегу. Поставил печать, сопроводил до приличной машины и сам отвез в израильскую полицию. Участок в чистом поле представлял собой два каравана, поставленных буквой „г“. Сержант-марокканец, так же, как и Раид, лет пятидесяти, однако в отличие от палестинца с физиономией пройдохи, звался Иудой. „Ты что делал у арабов“? — вопросил он. „Захотелось поговорить со сводными братьями“, — отвечал я. Иуда взял мой паспорт и сказал, что офицер все проверит. В бараке смазливая русская в армейской фуфайке задавала мне вопросы по-русски, Иуда — на иврите. Следствие продолжалось до двух часов ночи. Кивнув на меня смазливой русской, Иуда сказал: „У него все психболезни, вместе взятые“. Потом, ласково улыбаясь, мне: „Поедем на маленькую поездку в Иерусалим, а потом отвезем тебя домой“».

— Прости, это был очень важный разговор, — сказала Анна, садясь в машину. — Матушка Феодосия поведала, что Алексея Федоровича устроила сюда женщина и что он был необыкновенно добрым. Даже пытался помочь ей по хозяйству — поливал цветы. Но главное — про глаза. Что они были сотканы из небесной ткани.

— А женщина как выглядела?

— Вот этого не спросила. Погоди…

Анна пулей вылетела из машины, проскользнула между массивными железными дверьми. И тотчас вернулась.

— Рыжая, с зелеными глазами, — сообщила, запыхавшись. — Это тебе что-то говорит?

— Нет. Просто интересно знать, как выглядят подруги ангелов.

— А мне интересно другое. Может ли цель выстрелить в человека?

— Не понял.

— Человек стреляет в цель, может ли цель ударить рикошетом?

— Не знаю. Лучше читай. С того места, где я остановился.