Школа: всё получится! - [31]

Выбирая учителя, в первую очередь нужно понять, возможно ли выстроить с ним партнерские отношения. Потому что он – наш соратник, соработник, союзник. Сможем ли мы с ним двигаться в одном русле?

Это очень важный критерий. Еще и потому, что у ребенка пока нет критического мышления. Учитель будет для него большим авторитетом, и это хорошо. Но мы не сможем сказать ребенку: «Ты знаешь, ты не слушай, что говорит тебе учительница.

Ты слушай, что говорю я». Такая стратегия подорвет психику ребенка, он не сможет вынести такого противоречия. Эта ситуация чревата развитием тяжелых неврозов. Ведь ребенка воспитывают, как говорили святые отцы, не отдельно мама и папа, а любовь между родителями. И не отдельно школа и семья, а их союз. Союз, основанный если не на любви, то, по крайней мере, на уважении. Поэтому очень важно, чтобы ребенок видел подтверждение основной педагогической мысли и дома, и в школе. И если учитель не может быть для меня партнером, если я ему не доверяю, пытаюсь его перепроверять, хожу на уроки, чтобы узнать, что он говорит моему ребенку и так ли хорошо объясняет материал, если я вынужден с тревогой находиться на переменах и это не связано с моей личной тревожностью, – тогда ребенка нужно забирать. Бывают случаи, когда родитель не может довериться ни одному учителю, но тогда такому родителю нужна помощь психолога.

Глава 4 Школа и тревоги родителей

Почему школьная тема с каждым годом вызывает все больше беспокойства

Что могут сделать родители до поступления ребенка в школу, чтобы меньше тревожиться потом? Наш разговор о родительских тревогах стоит «начинать от печки». С рассказа о том особом положении ребенка в современной семье, которое психологи называют «детоцентрическим подходом». Если совсем кратко, то эта история выглядит следующим образом.

На протяжении веков дети встраивались во взрослую жизнь. Учились, получали навыки, заглядывали в мир взрослых как бы через замочную скважину. Всячески старались попасть в него и быть там нужными. Пытались понять, по каким законам функционирует этот мир, и старались ему соответствовать. В разные эпохи у взрослых были свои задачи, смыслы и идеалы. Традиционное общество было сосредоточено на служении Богу, сохранении и передаче традиций. Кроме того, жизнь в те времена была трудная, опасная. Поэтому необходимость выживания на физическом и духовном уровне являлась вполне реальной. На эту борьбу старшие члены семьи тратили много сил.

В эпоху модерна человечество захватила идея познания и подчинения себе законов мира, покорение его просторов в самом широком смысле слова. Великие научные открытия, освоение космоса, строительство небоскребов – все это плоды модерна.

И в эпоху традиционного общества, и в эпоху модерна у детей было место, но им отводилась своя роль. И общество помогало им сформулировать ответ на вопрос, зачем вообще жить и учиться в частности. Караван взрослых шел к своим, видимым им берегам, то есть целям. А дети уже как могли встраивались в общее движение, им выделяли свое место. Забота о детях занимала часть жизни взрослых, но не являлась смысловым ядром.

На рубеже двадцатого и двадцать первого столетия, в эпоху постмодерна, смыслы жизни стали стремительно обесцениваться, исчезать. И часть общества уцепилась за ценность детей. Действительно, они являются сокровищем. И хорошо, когда их воспитанием занимаются родители, для которых это важно. Как обычно, идея сама по себе была неплоха, но подкачало чувство меры.

Сейчас мы видим, как неуклонно нарастает и дает свои горькие плоды дето-центрическая модель. В ней вся жизнь взрослых крутится вокруг собственных чад. Им посвящено все время, все помыслы и упования. Этот подход оказался совершенно неподходящим прежде всего для самого ребенка. Он не развивает его, а, скорее, подавляет. Не окрыляет, а, наоборот, лишает смысла и вдохновения.

На выходе мы получаем огромного карапуза, который зациклен на себе и совершенно не понимает, зачем ему не только учиться, но и жить. Подросшее чадо не выдерживает такой непосильной нагрузки – отвечать за смысл жизни родителей. Это тяжкая ноша, она вызывает тревогу у ребенка, ему хочется спрятаться, отвлечься, развлечься. Его тянет куда угодно, только не к учебе. В результате тревога у родителей снова растет. Ведь в детей столько вложено, а эффекта все нет. Значит, надо удвоить, утроить усилия! Но если подняться над этой суетой, то становится понятно, что задача по уменьшению тревоги не решится, пока дети будут занимать в мире взрослых центральное место.

Кстати, к сожалению, верующие, воцерковленные семьи не являются в этом смысле исключением. Я повсеместно наблюдаю ту же детоцентрическую модель, только помещенную в православный контекст. Когда основный смысл родителей состоит не только в том, чтобы выучить детей, но и «втолкнуть» их в Царство Божие вперед себя, всеми доступными способами. Пусть они только учатся в воскресной школе, занимаются фольклором в каком-нибудь замечательном кружке, поют на клиросе, учат английский с репетитором (без этого сейчас никак), ходят в частную православную школу… И пусть у них при этом вовсе не останется свободного времени. Не будет возможности подумать о своей жизни, не будет никаких домашних обязанностей. Потому что ничего этого они делать не успевают. В этой ситуации к нашим страхам быть плохими родителями в глазах других людей добавляется страх быть плохими в глазах Бога. А так как современное российское православное общество утеряло традиции воспитания, появляется перекос в области смысла. Мы не знаем, что нам делать, чтобы быть хорошими. Мы начинаем изобретать собственную модель «успешного» православного родительства, которая состоит в основном из суеты. Делаем мы много, но не успеваем подумать зачем. Когда дети и их образование поставлены в центр родительского мира, детям негде научиться жить для Бога. И тогда все, в том числе и образование, теряет свой смысл. Как обычно, получается, что, прежде чем воспитывать ребенка, нам нужно воспитать себя. И если наша тревога будет напоминать нам именно об этом, то тут она может быть нам полезной.