Школа на горке - [32]

— Пылится! Да у меня ни пылинки в доме нет! Это у вас пылится! И старых вещей не держу, и нет у меня ничего.

Она со стуком захлопнула дверь и долго еще ворчала, шаркая тапками.

— Не особенно толковая попалась бабушка, — тихо сказал Муравьев. — Пошли дальше.

В следующих двух квартирах никого не оказалось дома. Они позвонили еще в одну. Подождали. Никто не открывал.

— Пошли, — сказала Катаюмова.

— Подожди. — И Муравьев снова нажал на звонок.

И тут щелкнул замок, открылась дверь, маленькая девочка выглянула и спросила:

— Вам чего?

— А тебе чего? — спросила Катаюмова.

— Нет, мне — ничего. Если вы хулиганите, то пожалуйста. Я-то вас ни капли не боюсь. Просто я думала, вам надо знать, куда наш сосед уехал.

— А он пожилой? — встрепенулась Катаюмова.

— Да, пожилой.

— Вот пожилой нам и нужен. — Муравьев присел на корточки перед маленькой девочкой. — А куда он уехал? Ты знаешь?

Девочка хмыкает. Из-за двери виден курносый круглый нос, сияет коричневый глаз.

— Я? Конечно, знаю. Мы же с ним соседи. Я все знаю.

— Ну, скажи тогда, — торопит Катаюмова. — Поскорее только. У нас знаешь сколько дел?

Но, видно, напористая Катаюмова чем-то не нравится этой маленькой девочке. Она долго смотрит на Катаюмову, потом на Муравьева и наконец на Валерку, который все это время молча стоит за их спинами.

— Что же ты молчишь? — наседает Катаюмова. — Почему не говоришь?

— А что говорить?

— Как тебя зовут? — спрашивает из-за спин Валерка.

— Анюта. А тебя?

— Валера. А сосед куда уехал?

— Сосед? Он в ГДР уехал, на два месяца. А через два месяца он приедет.

— На два месяца! — ахает Катаюмова.

— Да. Он нам свою собаку оставил, Сильву. Я теперь с ней гуляю, она меня слушается с одного слова. Показать? Сильва!

Коричневая небольшая собака вышла на площадку, шелковые уши покачивались, коротенький хвост ловко крутился в знак удовольствия от приятной встречи с тремя следопытами. Сильва ласково смотрела на Анюту.

— Пошли, — сказал Муравьев.

Но Валерка, увидев собаку, забыл обо всем. Он стал гладить Сильву, трепал ее за уши, щекотал под горлом, приговаривал:

— Сильва, Сильва, хорошая собака, прекрасная собака.

— Валер, мы пойдем или будем здесь до завтра с собакой возиться? — не выдержала Катаюмова.

— Иду, иду! — отзывался Валерка, а сам все трепал Сильвины уши.

— Слушай, Анюта, можешь ты ответить на важный вопрос: есть у вас в подъезде старые люди, которые в войну воевали?

Муравьев сидит перед Анютой на корточках. Если она знает кого-нибудь, им не придется обходить все квартиры, они тогда сразу пойдут к нужному человеку.

— Да откуда она может знать? — сердито дергает плечом Катаюмова. — Она же маленькая, в школу, наверное, не ходит.

— Хожу, — спокойно отвечает Анюта, — в специальную, в спортивную. А еще занимаюсь в балалаечном кружке, чтобы энергия зря не пропадала. Поняла? А ветерана я знаю.

— Знаешь? Умная ты девочка! — Муравьев чуть не сел на пол, устал сидеть на корточках. — Скажи, где он живет, ветеран.

— У него ордена во всю грудь. Когда был День Победы, я видела. А в простые дни он их не носит. Только в праздник.

— Где он живет, этот человек? Анюта, я тебя спрашиваю! — У Муравьева кончилось терпение, а тут еще Катаюмова переминается с ноги на ногу, надоело ей разговаривать с этой маленькой девочкой, которая на нее, на Катаюмову, едва смотрит и совершенно не восхищена ее, Катаюмовой, красотой.

Анюта бросает на Катаюмову беглый взгляд и вдруг спрашивает:

— А ты на перилах можешь кататься? А я могу. А с горы на животе без санок можешь? А по деревьям? Эх ты! Не можешь!

— Подумаешь, — тянет Катаюмова.

— Молодец, Анюта, — говорит Муравьев. — А где живет тот ветеран? Ты скажешь?

— Тебе скажу, — отвечает Анюта, подчеркивая слово «тебе».

Тебе, мол, скажу, а ей ни за что бы не сказала: даже на деревья лазить не умеет, а строит из себя. — Он здесь живет, вот в этой квартире. Только он уехал на два месяца в Германию.

— Так это все один и тот же? Что же ты нам голову морочишь столько времени? — Катаюмова готова стукнуть Анюту. — Его два месяца ждать. А других старых людей ты не знаешь?

— Других не знаю. А этот очень хороший, и собаку нам оставил. Сильва! Домой!

Анюта запирает дверь.

Они еще долго ходят с этажа на этаж. В одних квартирах никого нет, в других живут люди, которые не участвовали в войне и никакими военными экспонатами поделиться не могут.

Они выходят на улицу. Вечереет. Пора по домам.

— Пока, — первым говорит Валерка.

— И я пошла, — говорит Катаюмова.

— Завтра пойдем еще? —спрашивает Муравьев неуверенно.

— Нет уж. Я не пойду, никакого толку нет, — отвечает Катаюмова.

— И я не пойду, — говорит Валерка. — Ты не обижайся, Муравьев.

— Это, наверное, Муравьев придумал? — вдруг спрашивает Катаюмова.

Валерка молчит, и Муравьев тоже ничего не говорит.

— У Кости пройдет грипп, тогда он что-нибудь получше придумает, — говорит Катаюмова и уходит.

Муравьев шагает к своему дому и думает: почему она считает, что Костя умнее, чем он, Муравьев? А может быть, как раз Муравьев и есть самый умный? Ну, если не самый умный, то и не самый глупый, во всяком случае. Он достает блокнот, ручку и записывает адрес ветерана, который должен вернуться домой через два месяца. Два месяца — это, конечно, очень долго, но пройдут же они когда-нибудь.