Шкипер Юша. Зверские детективы из зоопарка - [18]

— На всякий случай, следствие веду я, — напомнил Левашов.

— Так то на всякий случай. А раскрывать, как всегда, придётся мне. Так что под ногами не путайся.

От такой наглости майор снова растерялся, но отвечать не стал, а быстро засучил длинными полицейскими ногами из вольера и далее по дорожке в сторону камышей, откуда доносился собачий лай и отдалённый русский мат.

Долговязый парень отлепил Раиску от начальницы и занялся опросом смотрительницы. А Юша взялся за главного орнитолога.

Возраст Светланы Семёновны колебался между сорока и пятьюдесятью. По-иностранному называется — волатильный: слёту не угадаешь, особенно под косметикой. Дядя Толя зачирикал с птичьей начальницей по-отечески.

— И что ты обо всём этом мыслишь, свет очей моих? — спросил он.

— Да что тут мыслить, Анатолий Ефимович… Сколько ни мыслю, ничего намыслить не могу. Пусть вот они мыслят, — Светлана Семёновна кивнула в сторону долговязого.

— Они намыслят… Ты мне, Светочка, один вопрос проясни. Как такое может быть, чтобы эти нехристи к Лизавете подкатили и уволокли её без проблем?

— А никак. Взрослый страус человека ударом ноги может насмерть зашибить, но и Лизонька, хоть ребёнок, так припечатает, что добавки не потребуется. В ней всё-таки 76 килограммов.

— И я о том же, — по Юшиной лысине пробежала мелкая рябь: мыслительный процесс набирал обороты. — А главное: как эти ушлёпки Лизавету из птичника выманили? Внутри домика следов схватки нет.

— В помещении Лизонька их бы близко к себе не подпустила. Да и остальные птицы возбудились бы. Знаете, какой у страуса голос? Особенно в брачный период. Почти как у льва! — голос учёной птичницы наполнился гордостью.

— Тогда как на воле к ней сумели подкрасться?

Светлана Семёновна задумалась.

— Если бы мы были в Африке, я бы на ваш вопрос смогла ответить, — раздумчиво протянула она, растворяясь мыслями в экзотических далях. — Если бы мы были в Африке…

— Можно подумать, мы не в Африке, — буркнул шкипер. — Кругом одни бабуины. Светочка, давай, по ходу, отрешимся от реальности. Воспарим, как страусы.

Да шкипер у нас поэт, удивлённо подумал я.

— Страусы не летают, — укоризненно заметила орнитолог.

— Зато шурики бегают, — Юша зыркнул на меня суровым взором. — Киндер, нырни-ка в камыши за мусоршмидтами.

— За кем? — не понял я.

— За полицаями! Слыхал, как оттуда бобики лаяли на два голоса? Разнюхай ситуёвину, потом мне расклад прояснишь.

— А если меня не допустят? — засомневался я.

— Не делай мне шапито! — Юша начал закипать. — Притулись к Левашову, который по недогону корчит из себя следака. И нарисуй на лбу два на два.

— Как это?

— Каком кверху! Узколоба изобрази: два пальца ввысь, два пальца вширь. — Шкипер для ясности продемонстрировал измерения на собственном лбу сомкнутыми указательным и средним пальцами. — Да не напрягайся: и без того видать, шо не Миклуха Маклай. Вали, говорю, пока ветер без кирпичей. Не тормози процесс.

С дядей Толей не поспоришь. Мне тоже жуть как хотелось воспарить страусом над Африкой, но пришлось плестись в болотные заросли.

Погоня в камышиных джунглях, или Плыви ты, моя лодка блатовская

После вылазки с охотничьей группой ментов, которые вынюхивали на неведомых дорожках следы невиданных зверей, я вернулся в родной до боли зоосад. Будь они прокляты, неведомые дорожки. Тут вот какое дело: вольер со страусами находится недалеко от озера. Водоем вполне приличный, несколько гектаров. Когда в тридцатые годы было решено потешить Паханск гигантским зоопарком, сталинские землемеры хотели поместить это природное озерцо в центре зверинца. Однако передумали: сразу за озером начинались небритые буераки да косогоры, борьбу с которыми отложили "на потом". И притулили водоём с краю зверинца, у ограды. Когда это "потом" наступит, я не ведаю, но холмы и овраги до сих пор не потеряли девственной непорочности. Или, как выразился бы наш военрук, "рэльеф местности не претерпел изменений". При старом советском режиме здесь проводились детские военные игры "Зарница". Ещё отец мой в них участвовал, юный пионер Володя. Гоняли школьники друг за дружкой и штурмовали высоту Огурец. К слову: высота Огурец для офицерской касты — почему-то место священное. Наши преподы на военной кафедре до сих пор отмечают её на всех топографических картах. Слово "огурец" у них самое популярное после слова "курвиметр".

Петлять с полицаями мне пришлось изрядно. Озерцо поросло камышом, но со стороны зоопарка берег выкошен и зачищен, поросли служат только для экзотики. Рядом — широкая поляна, летом посетители любят устраивать тут пикники с закусью и возлияниями. А берега по-над оградой никто не трогает, камыш здесь густой, выше человеческого роста. В эти заросли я и нырнул, свернув с асфальта.

Оказалось, камышиные дебри прорезает топкая тропинка, камышинами же и выложенная. Охранник зоопарка Миша Дронов, по кличке До-до, пояснил мне, что под настилом — куски строительных плит, щебень и ещё какая-то дребедень, так что трясина нас не засосёт. Лично мне эта версия показалась хлипкой, судя по чавканью под ногами. Левашова она тоже не убедила. Наша обувь промокла насквозь, майор потерял былую весёлость и всю дорогу "некошерно матерился", как заметил бы директор Гликман.