Шишкин - [110]

Отношения оставались напряженными, осложнялись все более. Судить о том можно по следующему факту: петербургские члены Товарищества, регулярно собиравшиеся по средам обычно у Ивана Ивановича, начиная с 1892 года заседания «сред» перенесли к другим членам Товарищества. К. В. Лемох, как бы сглаживая происшедшее, писал Шишкину: «Многоуважаемый Ив. IR! Дозволь выразить мое мнение относительно «сред»; конечно, тебе неудобно, и твоей любезностью мы злоупотребляем…»

Упоминание о «средах» у Шишкина встречаются впоследствии лишь в переписке 1895 года.

Вышел из состава Товарищества В. М. Васнецов, не согласный с изменениями в Уставе. Обсуждал с В. Д. Поленовым вопрос о возможном выходе из Товарищества Н. Д. Кузнецов. «Думаешь ли поднять вопрос об изменении устава подлого и в случае отказа ихнего что намерен делать? Одним словом, если ты выйдешь из Товарищества, то и я тоже», — писал он Василию Дмитриевичу.

Нельзя не упомянуть здесь и о том, что К. А. Савицкий серьезно подумывал о том, чтобы «крепко примкнуть» к выставке И. И. Шишкина и И. Е. Репина, состоявшейся в залах Академии художеств.

М. В. Нестеров решает не выставлять на двадцатой передвижной выставке своей картины и, даже не распаковав ее, отправляет назад.

О сложных делах в Совете свидетельствует письмо В. Д. Поленова от 17 февраля 1892 года.

«Сейчас вернулся из заседания Совета, — писал он жене. — Заседание было и бурное и абсурдное. Маковский говорил такие наглости, что повторять гадко. Савицкий изрекал успокоительные нелепости, Брюллов горячился, Киселев вилял, Ярошенко ссылался на каких-то знакомых ему юристов. Один Мясоедов спокойно и честно относился к делу. В конце концов я и Ге провалились по всем проектам и выходим из Совета…»

На XX передвижной выставке Иван Иванович показал две работы: «В сосновому лесу» и «Летний день». Вероятнее всего, на этой выставке состоялось знакомство Ивана Ивановича с Александром III, о чем рассказывал с чьих-то слов в своих воспоминаниях Я. Д. Минченков: «Иван Иванович не был поклонником каких бы то ни было чинов и гордился независимостью своего положения. Он всячески старался избегать встреч царя на выставке, когда должны были собираться члены Товарищества, да еще во фраках. Шишкин никак не мог представить свою фигуру во фраке. Однако пришлось и ему натянуть на свои плечи чужое одеяние. Царь Александр III пожелал видеть знаменитого автора лесных пейзажей.

Пришлось к открытию следующей выставки, к приезду царя, взять напрокат фрак, обрядить в него молодца Ивана Ивановича, как к венцу, и представить перед государевы очи.

— Так это вы пейзажист Шишкин? — спросил царь.

Тот потряс бородой, молча соглашаясь с тем, что он действительно пейзажист Шишкин.

Царь похвалил его за работы и пожелал, чтобы Иван Иванович поехал в Беловежскую пущу и написал там настоящий лес, которого здесь ему не увидеть.

Шишкину и на это пришлось в знак согласия потрясти бородой.

Царя проводили, Иван Иванович подошел к зеркалу, посмотрел на свою фигуру, плюнул, скинул фрак и уехал домой без него, в шубе.

Повезли Шишкина в Беловежские леса, а там уже было известно, что едет художник из Петербурга по повелению царя. Выслали за ним из царского охотничьего дворца экипаж и нянчились с ним во все пребывание его там, как с великим вельможей. Иван Иванович жаловался, что нельзя было шагу сделать без того, чтобы не спрашивали: «Куда вам угодно, что прикажете».

Не оставляли его в покое и на этюдах. Один раз пишет лес, где на первом плане стоит полузасохшее дерево. Подъезжает к нему управляющий лесами. Посмотрел на этюд и обращается с просьбой: «Нельзя ли полузасохшее дерево на этюде уничтожить?» Шишкин удивлен, а управляющий поясняет: «Ведь вы повезете картину в Петербург, а там посмотрят и скажут: «Ну и хорош управляющий — довел лес до того, что деревья стали сохнуть».

Этот обширный отрывок из воспоминаний весьма характерен: по нему нетрудно судить, как, с какой теплотой рассказывали художники о Шишкине. Уважение к нему явственно чувствуется за строками рассказа.

Впрочем, Я. Д. Минченков не совсем точен. На этюды в Спаду в Беловежскую пущу Иван Иванович выехал с Е. П. Вишняковым и А. Н. Шильдером. Работали как всегда с раннего утра дотемна. Лето выдалось холодное. В июне Шишкин перебрался в Шмецк. Дожди не мешали его работе. Возвращаясь домой продрогший, он позволял себе пропустить рюмочку-другую, «с холода». В лесу, как всегда, мастерил сиденья из пней, сучьев и мха. Писал большие этюды.

В конце лета из-за холодов выехали на Крестовский. На островах Иван Иванович работал до первых белых мух.

58 этюдов (из них 17 «громадных»), наработанных за лето и осень, Шишкин решил выставить в Академии, дабы заставить замолчать тех, кто все упорнее начинал говорить, будто он исписался, выдохся, не может больше работать.

Да, иному и трех лет не хватило бы на то, чтобы сделать то, что он сделал за несколько месяцев.

Зрители и критика увидели, что и в колорите он истинный виртуоз.

В январе 1893 года множество публики съезжалось и сходилось к зданию Академии художеств, в залах которой демонстрировались летние и осенние работы Шишкина.