Широкий угол - [24]

– Тогда поздравляю! – воскликнула библиотекарша, будто извиняясь за то, что одернула меня.

Я выбежал из читального зала, даже не выключив компьютер, и понесся искать Адама, чтобы поделиться с ним новостью.

– Ты Адама не видел? – спрашивал я у каждого одноклассника, встречавшегося мне в коридоре, но никто не знал, где он. Адам словно сквозь землю провалился. В столовой его не оказалось, в рекреации тоже, классы после обеда стояли пустые. Может, он в туалете? Минут через десять кто‐то положил мне руку на плечо.

– Ты Адама искал? Он там, снаружи, – сообщил мне парень, с которым я никогда раньше не разговаривал. Он показал пальцем на окно и бейсбольное поле за ним.

Адам сидел на скамейке в пальто, надвинув ярко-синий капюшон на лицо, совершенно один под серым небом и дождем; он не обращал внимания, что весь промок, и неподвижно глядел на поле, подперев подбородок руками.

– Адам! – позвал его я. – Чего сидишь?

– Привет, – холодно ответил он.

– Пойдем внутрь, ты же воспаление легких подхватишь, если будешь сидеть под дождем в такой холод.

– Ну и ладно.

– Не говори глупостей! Да что с тобой такое?

Адам повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза.

– Мне ответили из всех трех университетов, куда я подавал документы. Из двух на прошлой неделе. Я тебе не стал говорить, но оба мне отказали. Надеялся на третий, Нью-Йоркский, но сегодня пришло письмо, что и они меня не возьмут, – сказал он без малейшего выражения.

– Вот блин, – пробормотал я. – Ну, у тебя же есть еще какой‐то колледж для страховки, правда?

Адам помолчал немного, а потом выдавил слабое «нет».

– Как это нет?

– Я не стал подстраховываться, Эзра. Стало стыдно перед родителями – они‐то были уверены, что меня примет любой университет. Я сглупил, знаю, но теперь слишком поздно и ничего не изменить.

– Не говори так. Наверняка же есть какие‐нибудь частные колледжи, куда ты еще успеешь попасть. Отучишься там год, а потом переведешься…

– Тебе легко рассуждать, – перебил он меня. – Попробуй сказать такое моим родителям.

Несколько минут мы сидели под ливнем и молчали.

– А у тебя что? – спросил Адам потом. – Тебе уже кто‐нибудь ответил?

– Меня взяли в Нью-Йоркский университет. И в колледж Баруха, со стипендией, – протараторил я как можно быстрее, надеясь, что Адам пропустит мои слова мимо ушей.

– Охренеть, – ответил он.

– Ага.

– Это, конечно… – начал он было, но потом осекся. – Ладно, ну его.

– Что такое?

– Неважно.

– Ну скажи, пожалуйста.

– Я просто подумал, насколько же все несправедливо. Твоим родителям плевать, что в следующем году ты пойдешь в универ, они‐то тебя в Израиль хотят отправить. Но тебе предлагают стипендию. А мои на образовании зациклены, но меня никуда не взяли.

От этих слов меня охватила ярость.

– Ты на что это намекаешь? – возмутился я. – То, что моим родителям плевать на мое поступление, не значит, что мне тоже на него плевать. Для меня нет ничего важнее, чем поехать в Нью-Йорк. И я вкалывал вовсю, чтобы этого добиться.

– Хочешь сказать, я не заслужил? Может, я недостаточно вкалывал?

– Ну… – поколебался я. – Может, ты не так сильно хотел в университет, как я. Может, универ был мечтой твоих родителей, и ты забыл, чего хочешь сам…

– Эзра, да ты реально дерьма кусок. Тебя все приняли, а меня никто, а ты еще и упрекать меня вздумал. В жизни не видел такого мудака, как ты! – заорал Адам.

– Если я мудак, чего ты тогда таскался за мной по всей школе, как собачка? – заорал я еще громче. – Ну, почему?

– Потому что мне казалось, что тебе до меня есть дело! Но тебе все это время было на меня плевать! С тех пор как у тебя поселился этот несчастный мелкий ортодокс, тебе на меня вообще насрать! Раз такой умненький, что ж ты мне с тестом не помог?! Но какое там, зачем размениваться на такого придурка, как Адам Сакс…

– То есть теперь я виноват, что ты плохо сдал тест? А может, это «несчастный мелкий ортодокс» виноват? Не смей так говорить ни о Карми, ни о ком другом из моей общины!

– А мне казалось, тебе там не нравится, – прошипел Адам.

– Знаешь что? Там мне нравится куда больше, чем с тобой.

Я в последний раз в жизни повернулся к нему спиной и выбежал из школьной калитки; может, в каком‐нибудь из элегантных бруклинских домов кто‐нибудь слышал, как я ору во всю глотку, что поеду в Нью-Йорк, а может, из‐за дождя и холода никто не обращал внимания на паренька в черном, который несся не разбирая дороги, одновременно сходя с ума от счастья и плача от злости.

6 Победа

еще никогда не была такой горькой. Родителей новость о моем поступлении подкосила, мама даже закричала: «Неблагодарный!» В этот момент Карми спустился и заглянул в кухню узнать, что происходит.

– Карми, здравствуй, хочешь чего‐нибудь поесть? – спросила мама и тут же приняла человеческий вид.

– Нет, я просто услышал крики и испугался, не случилось ли чего, – ответил он. А потом его взгляд остановился на листке у меня в руках, Карми понял, что я поеду в Нью-Йорк, и вернулся к себе в комнату, не сказав ни слова. Мне хотелось бежать из этого дома. Я схватил телефон, быстро набрал номер тети Сьюзи и принялся умолять ее приехать и спасти меня. Не прошло и двадцати минут, как ее фургончик остановился перед нашим домом, и я исчез в нем. В тот миг тетя Сьюзи была единственным человеком, с которым я мог поделиться радостью от поступления. Она одна поздравила меня с получением стипендии, она одна открыла бутылку белого вина, чтобы выпить за мое будущее, с улыбкой налила его в два больших стеклянных бокала и протянула один мне.