Широкий угол - [21]

– Обещаешь, что не станешь меня осуждать? – после долгой паузы спросил Карми едва слышно.

– Обещаю, – прошептал я.

– Насколько я могу тебе доверять, Эзра?

Казалось, это просто слова, но в них таилась целая вселенная мыслей, страхов и решений, которые Карми предстояло принять. Говорил он медленно и с опаской.

– Карми, ты можешь доверять мне целиком и полностью.

Прошла целая вечность, прежде чем он заговорил снова, и в его глазах видна была пропасть между мыслью и действием. Казалось, Карми придется карабкаться по скользкой, заросшей колючками скале, чтобы произнести то, что уже вертелось на языке.

– Есть кое‐что… Кое-что, о чем я никому никогда не рассказывал. Оно меня пугает, но оно со мной, и я ничего с этим сделать не могу. Оно постоянно напоминает мне о себе и иногда оказывается сильнее меня. Порой я думаю об этом, пока мозг не начинает взрываться, и ненавижу, ненавижу себя и ненавижу Бога за то, что сделал меня таким. А иногда я об этом не думаю – просто знаю, что оно во мне, и мне это кажется таким естественным… не знаю даже, как объяснить.

– Карми…

– Нет, подожди. Я стараюсь, – и он снова повторил, что старается, словно пытаясь убедить себя, что это и правда так. – Просто мне так… сложно.

Я не знал, что сказать. Я ведь уже заставил его заговорить, и теперь все зависело только от него самого.

– Я не знаю, когда это началось, да, в общем, это и не начиналось никогда. Я просто всегда знал, что это часть меня, но теперь уже не могу больше от себя ее скрывать. И мне хочется постепенно перестать скрывать ее и от тебя тоже, ведь ты – лучший человек из всех, кого я встречал.

– Вот уж повезло тебе, – иронично заметил я.

– Да я серьезно. Эзра, ты удивительный. Твое терпение и то, как ты хочешь мне помочь, как гостеприимно меня принял, когда я переехал к вам…

– Мне это в радость.

– Я тебе благодарен. Ты дал мне увидеть, что между черным и белым есть еще что‐то. Я пока не понял, что именно, но знаю, что‐то там точно есть. – Карми почувствовал в темноте мою улыбку и тоже улыбнулся. – Эх, если бы я умел так же находить выход, как ты…

– Звучит так, как будто ты намного старше, чем на самом деле. Всегда найдешь чем удивить.

– Но ты вообще понимаешь, о чем я?

«Честно сказать? Нет», – подумал я, но промолчал.

– Не понимаешь же, правда?

– Дерьмово, да?

– Ага.

Мы помолчали, думая каждый о своем. Я зевнул во весь рот и вспомнил, что уже почти три часа ночи, а завтра вставать в школу. Но, как ни хотелось растянуться на кровати и снова заснуть, мое тело оставалось неподвижным, а уши внимали словам, которым еще только предстояло родиться.

– Помнишь, тогда вечером, после пасхального седера, я тебе сказал, что не такой, как все?

– Ага.

– Так вот, ты подумал, что «не такой, как все» – это я типа бунтую. Но я не это имел в виду.

– Не это? А что?

– А то, что я правда не такой, как все. Есть кое‐что, что делает меня практически… практически противоположностью тебе и всем, кого я знаю.

– Противоположностью? – переспросил я.

– Именно, – взволнованно ответил Карми, цепляясь за новую тропинку, которая могла привести его туда, где он выскажет все, что ему так хотелось высказать, а я никак не мог понять. – Вот смотри. Допустим, все люди, и ты в том числе, имеют определенные наклонности. А теперь представь: мои наклонности противоположны твоим.

– Приведи пример.

– Пример? Ладно.

Я видел его силуэт: голова Карми повернулась чуть вправо, потом влево, словно в поисках вдохновения. – Представь себе обрыв. Что все делают? Отходят подальше, потому что боятся упасть. А вот я не боюсь и, наоборот, подхожу – и, более того, бросаюсь вниз, потому что мне не страшно.

– Хочешь покончить с собой?

– Нет. Нет. Нет. Извини. Плохой пример. Дай‐ка другой подберу. А, вот. Придумал. Все любят сладкое и терпеть не могут кислого, верно? Ты же ни за что не съел бы на обед штук пять лимонов. А вот мне, допустим, такое нравится. Очень нравится. И сладости меня не интересуют, я хочу только кислого, а никто не понимает почему, и всем кажется, что я странный, но я ведь таким родился, и…

– Карми! Карми! Подожди, – я вскочил с кровати и принялся кружить по комнате. – Карми, больше ничего не говори.

– Тише! Ты же всех разбудишь!

– Карми! Я понял, – шепотом прокричал я.

– Что? – испуганно спросил он.

– Тебе нравятся мужчины.

Было три часа ночи, и мои родители спали, не догадываясь, что за разговоры ведутся в соседней комнате. Спал и Биньямин Фишер со своим примитивным мышлением, спала тетя Сьюзи, и спал ее серебристый фургончик, спал Адам Сакс и его богатые родители, спал раввин Хирш рядом со своей женой, спал весь Брайтон, весь Бостон, а может, и все Восточное побережье Америки, все должны были спать, чтобы оставить место тому мгновению, когда Карми произнес «да» – самое смелое «да» в своей жизни, – сунул руку себе в горло, вытащил это «да» наружу и передал мне. В это застывшее посреди ночи мгновение сидящий передо мной Карми стал свободен.

На Рош а-Шана* мама снова пригласила Фишеров, и я изо всех сил вел себя невежливо и показывал, как мне скучно. Миссис Фишер принесла большую миску рататуя, который маме очень понравился.