Шипка - [202]

Шрифт
Интервал

Гора становилась все круче и круче, снег был притоптан сотнями и тысячами солдатских сапог и опанцев, кое-где виднелась потемневшая и замерзшая кровь. Повозок явно не хватало: раненые спускались и пешим порядком, иногда одни, чаще в сопровождении санитаров и товарищей, кое-кого несли на шинелях н носилках. Однажды пришлось задержаться на целый час: вели большую группу пленных турок. Стрельцов обнаружил на их лицах полнейшее безразличие ко всему окружающему; не без горечи Кирилл пришел к выводу, что одеты и обуты турки лучше русских и выглядят сытыми.

Уже на вершине Святого Николая Стрельцов и Суровов на время расстались: Кирилл отправился разыскивать Андрея Бородина, а Игнат — Ивана Шелонина: еще недавно он был жив, об этом только что сообщил старый болгарин, знавший Ивана и собиравшийся отыскать его где-то у Орлиного гнезда.

Бородина Стрельцов нашел скоро: ротный распоряжался уборкой трупов на недавнем поле боя. Он сразу узнал Андрея, хотя тот и изменился за эти месяцы: усы сбриты, лицо посуровело. на щеках и лбу появилось множество мелких морщин. Узнал товарища и Андрей.

— Кирилл! — радостно воскликнул он, бросаясь навстречу другу. — Какими судьбами? Как это важно, что ты видишь Шипку!

— Я, можно сказать, первый паломник на Шипке, — сказал Стрельцов, обнимая приятеля. — За мной сюда придут тысячи: надо же видеть, что вы тут сделали!

— Ничего мы тут не сделали, — ответил Бородин. — Стояли насмерть, вот и все наши заслуги.

— Не рисуйся, Андрей, это тебе не подходит, — проговорил Кирилл, опять обнимая Андрея. — Ты знаешь, я тоже не умею рисоваться и скажу тебе совершенно откровенно, не желая польстить: мы под Плевной, хотя и взяли ее, сделали меньше, чем вы, не занявшие даже небольшого населенного пункта. Не возражай, слушать я все равно не буду! Расскажи, как вы тут жили, как бились с турками. Хочу об этом услышать из первых уст.

Бородин одет в поношенную, грязную и порванную болгарскую шубенку. Погон его не видно. Стрельцов не знал, получил ли он новый чин или заслуженную награду, а спрашивать не желал, чтобы не обидеть друга. Когда Бородин шел к нему — слегка прихрамывал; шрам на его щеке был свежий и немного кровоточил. Глаза у Андрея то оживают, то мгновенно тускнеют, щеки бледные и запавшие — где тот красивый мальчик с небольшими усиками, похожими на маленький треугольник, с расчесанными на пробор волосами! Нет его — перед ним стоял возмужавший воин, в черные волоса которого вплелись седые пряди.

— Гибли тысячами, Кирилл, тысячами, — задумчиво проговорил он. — В августе гибли в боях, имея ясную цель и зная, что иначе быть не может. То же и в сентябре. В ноябре и декабре тысячи уходили в иной мир понапрасну.

— Ты имеешь в виду замерзших? — спросил Стрельцов.

— Да, — с трудом, вполголоса произнес Бородин. — И убитых. Наш недавний штурм был равен самоубийству. Об этом знали все, от солдата до генерала Радецкого. Сложили свои головы полторы тысячи защитников Шипки — им при жизни можно было поставить памятник.

И он рассказал, что случилрсь с его и другими ротами не-: сколько дней назад.

— Да-а-а! — сочувственно кивнул Стрельцов. — Жалко.

— Теперь расскажи о себе, — попросил Бородин, — Я тоже кое-что знаю и тоже хочу слышать, как ты сказал, из первых уст.

— Нет, Андрей, на Шипке мы будем говорить только о Шипке. Между прочим, ты не забыл, что завтра Новый год? Я встречу его с тобой, в твоей землянке. Коньяк и ром я прихватил с собой.

— А у меня есть ракия и сливовица, болгары нас не оставляют без внимания, — с улыбкой произнес Бородин.

— Ты по-прежнему настроен против нашего похода в Болгарию? — тоже с улыбкой спросил Стрельцов. — Или за это время сумел изменить свои взгляды?

— О да! — воскликнул Андрей, — Я очень рад, что этот поход состоялся и что скоро мы освободим всю Болгарию. Это же прекрасно: не закабалять, а освобождать другие народы!.. Я, Кирилл, опасался всяких безобразий, боялся, что мы можем обидеть болгар и отпугнуть их от себя. И я знаю, что в наших тылах были сволочи, которые творили зло. Будь они прокляты! Но моя совесть чиста: мои солдаты мученически и геройски погибали, думая только о том, что братушек надо освободить и что без победы над турками им нельзя возвращаться домой. Ты и я зла болгарам не причинили и долг свой выполнили. И перед Россией, и перед Болгарией.

— Ты прав, Андрей, — проговорил Стрельцов. — Говорят, наши недоброжелатели за границей много пишут о том, что главная наша цель — захват Дарданелл и Босфора. Не знаю, как там в верхах, а мы с тобой и наши подчиненные о проливах не думали, мы слишком близко приняли к сердцу заботу о болгарах.

— Это правда, Кирилл.

— А где замерзал наш бедный Костров? — спросил Стрельцов.

— Костров погибал мучеником и благородным человеком, а мог остаться в живых, имей чуточку другой характер. Он не прятался в землянках, он всегда был с солдатами. И погиб вместе с ними. Вон там, за той снежной грядой! — Бородин показал место левее и ниже Орлиного гнезда.

— Да… — Стрельцов тягостно покачал головой. — Но, вероятно, были и такие, кто не пожелал разделить с солдатами их печальную участь?


Еще от автора Иван Федорович Курчавов
Цветы и железо

Новый роман И. Курчавова «Цветы и железо» повествует о мужестве, смелости и находчивости советских патриотов. События развертываются на Псковщине в начальный период Великой Отечественной войны. Под руководством партии коммунистов в сложных условиях вражеского тыла подпольщики и партизаны ведут героическую борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и наносят им огромный урон.Роман написан с большой любовью к советской Родине, ее отважным сынам и дочерям.


Рекомендуем почитать
Когда мы были чужие

«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.


Факундо

Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.


История Мунда

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лудовико по прозванию Мавр

Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.


Граф Калиостро в России

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


За рубежом и на Москве

В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.