Шинни - [46]

– На Новорязанской улице. А мы как-то не очень к спорту, – сказала Майя. – Вы москвич?

– Я из Новосибирска, но сейчас живу здесь.

– На войне страшно было?

– Война всегда страшно, – проговорил Костик и вспомнил своё первое ранение.

– Костя, а это мой папа! – взвизгнула Майя и побежала к стоящему спиной к ним мужчине.

Костик остался стоять на месте, а Майя потащила за рукав отца в его сторону.

Немолодой, в очках с толстыми стёклами, мужчина, вежливо представился.

– Владимир Григорьевич Кристалинский, с кем имею честь? – и он подслеповато уставился на Костика.

– Константин Александров, – пожал руку Костик.

– Спасибо вам, Константин, за девочек. Чем же мне вас отблагодарить?

– Не надо ничего, Владимир Григорьевич…

– Хотите я вам спою? – неожиданно спросила Майя. – Вы не подумайте, у меня хороший голос. Вам нравится песня «Синий платочек»?

– Хорошая песня, – улыбнулся Костик. – Не здесь же вы будете петь?

– Нет, конечно, – заулыбалась Майя. – Я приглашу вас на школьный вечер, на котором буду выступать. Придёте?

– Приду, если отпустят. Я ведь из команды ЦДКА и являюсь военнослужащим.

– Вот здорово! – обрадовалась Майя. – Мы с Валей будем обязательно вас ждать, только вы оставьте номер телефона. Я вам позвоню.

– Номер? – задумался Костик. – Разве что номер телефона спортивной базы.

Майя быстро достала тетрадку из сумочки, и Костик записал номер телефона.

Кристалинский куда-то торопился и они попрощались. Майя несколько раз оглянулась на стоявшего и смотревшего им вслед Костика. Фамилия Кристалинского казалась знакомой, но память отказывалась раскрывать тайну.

Он вернулся на скамейку, на которой сидел до этого, но настроение изменилось, и Костик стал бродить по парку.

Васильев, надувшись, слушал Аркадьева, стуча огрызком карандаша по столу. У него было много не доделанных дел, и после парада он планировал кое-что доделать. Аркадьев ворвался в кабинет и вот уже десять минут требует отчислить из команды Александрова.

– Борис Андреевич, не надо нервничать! Есть приказ! Ни я, ни вы не можете отчислить Александрова! Поймите это! Этот вопрос не в нашей компетенции!

– Зачем мне балласт? На поле я его выпустить не могу! Я лучше найду нормального игрока в запас!

– Что ты так взъелся на Александрова? Отличный парень, прекрасный хоккеист…

– Но не футболист! А у меня футбольный клуб! Или забыли?

– Ты только не кричи! Есть приказ, и…

– Мне плевать на приказы! У меня команда, которая должна быть единым организмом! А этот Александров, он…

Аркадьев слегка замялся.

– Он из тех, кто…

– Из каких тех? – стукнул ладонью по столу Васильев. – Аркадьев! Хорош Ваньку тут валять! Сказано, что Александров будет с командой, значит, будет! Что тут не ясного? Можешь его на игры не ставить, но в команде он должен быть. Ты понял?

Прозвучавшие стальные нотки в голосе заставили тренера армейцев махнуть в сердцах рукой и хлопнуть дверью.

Вечер Костик посвятил написанию ответов на письма. После приезда обратно в Москву соседом по номеру стал Никаноров. Владимир лежал на кровати и читал книгу. Стоило Костику закончить с письмами, как сосед задал вопрос.

– Костя, Аркадьев ходил к Васильеву, требовал, чтобы тебя отчислили из команды. Написал письмо Романову в спорткомитет. Ты чем так зацепил его?

– Я же говорил Севке, – устало потирая глаза, буркнул Костик. – Я ведь к команде прикреплён для того, чтобы научиться играть в футбол. А Аркадьев считает, что меня включили в команду для того, чтобы я за всеми шпионил.

Никаноров присвистнул и резко сел на кровати.

– Ты сейчас в органы бумаги писал? – спросил он с серьёзным видом. – И про меня написал?

– Да, пошёл ты, Володя! На! Почитай! – кинул в него Костик четыре письма.

– Пошутил я, – Никаноров виновато улыбнулся и подобрал письма с пола. – Нюра, это кто?

– Тётка. Мы с ней ровесники.

– Вот так дела! А матери твоей сколько?

– Это важно?

– Мать то жива, хоть?

– Не знаю. Запрос родственники отправили. Я тоже запрос сделал. Пока нет ответа. Мы же в Крыму жили.

– Извини, Костя, неудачная шутка получилась. Ты с Аркадьевым говорил?

– Меня он и слушать не хочет. Гриша Федотов с ним говорил. Тогда, в Сухуми, он меня и спас от отчисления.

– Помню это дело. А ты чего с Севкой не пошёл в ресторан?

– Настроения нет.

– Из-за Плейчкиса? Неприятный товарищ. Ребята, вон колобродят, по поводу вашей пьянки. Чего это он к тебе завалился?

– Прощение просил.

– Да, ладно? Плейчкис и прощение? Где он и где прощение? – Никаноров хотел сплюнуть на пол, но удержался. Гостиница ведь.

– Думай, что хочешь, – устало ответил Костик.

После утренней тренировки, Костика вызвали в отдел кадров, где выдали предписание о переводе в Новосибирск. Ничего не понимающий Костик пытался выяснить подробнее о странном и неожиданном переводе, но его мягко сказать, послали. Расстроенный, он вышел в коридор и столкнулся с Куликовым.

– Приветствую, Константин Николаевич, – пожал он руку Костику. – Получил бумагу?

– Получил. Только не понимаю, что происходит.

– А я объясню. Только не здесь, – Куликов указал на открытый кабинет. – Идём.

Когда вошли, майор закрыл кабинет на ключ, торчащий из замочной скважины.

– Присаживайся, в ногах правды нет, – махнул он рукой в сторону стула. – Тут такое дело, Константин Николаевич. У тебя ведь родственники есть в Новосибирске, а нам как раз нужен человек, который давно не был в городе и у него там есть родня.