Шицзин - [16]

Я одинока, никто мне не мил.

Рог изголовья[168] красив и, как свет,

Блещет парчой покрывало — и нет

Мужа со мной, мой прекрасный погиб,

Я одиноко встречаю рассвет.

Летние дни без конца потекут,

Будут мне зимние ночи долги...

Кажется: минут века, лишь тогда

Снова я свижусь с моим дорогим[169].

Будут мне зимние ночи долги,

Летние дни без конца потекут...

Кажется: минут века, лишь тогда

С ним обрету я в могиле приют.

СОБРАЛА Я ЛАКРИЦУ (I. X. 12)

Часто сбором я лакрицы занята

На вершине Шоуянского хребта[170].

А что люди говорят,— всё лгут они,

Этим толкам не доверься ты спроста,

Эти речи, эти речи отклони!

Не считай их сплетни правдой, помяни:

Всё, что люди ни болтают, лгут они —

Что их речи?—Толки лживые одни!

Собирала там я заячью траву,

Я ее под Шоуяном рву да рву.

А что люди говорят,— всё лгут они,

Ты не верь, не слушай лживую молву.

Эти речи, эти речи отклони.

Не считай их речи правдой, помяни:

То, что люди ни болтают, лгут они —

Что их речи? — Толки лживые одни!

Собирать мне репу в поле там опять,

На восток от Шоуяна собирать!

А что люди говорят,— всё лгут они,

Ты не верь, не надо сплетням их внимать.

Эти речи, эти речи отклони.

Не считай их речи правдой, помяни:

Всё, что люди ни болтают, лгут они —

Что их речи? —Толки лживые одни!

XI. ПЕСНИ ЦАРСТВА ЦИНЬ [171]

ГРОМ КОЛЕСНИЦ ВСЕ СЛЫШНЕЙ (I. XI. 1)

Гром колесниц все слышней и слышней;

Белые пятна на лбах у коней.

В горнице мужа не вижу еще,

Только слуга наш по-прежнему в ней.

Вижу сумах я у горных высот.

Вижу в низинах каштан у болот.

Только супруга завидела я,

Рядом садимся, он гусли берет.

Радость ужель мы не вкусим теперь?

Старость настанет, и время уйдет.

Вырос на взгорьях возвышенных тут,

Тополи там по низинам растут.

Только супруга завидела я,

Рядом садимся мы, шэны поют.

Радость ужель мы не вкусим теперь?

Смерть приближается, годы уйдут!

КНЯЗЬ НА ОХОТЕ (I, XI. 2)

Черная блещет железом четверка дородных коней,

Собраны в руку возницы три пары поводьев-ремней.

Князь в колеснице сидит, и любимые слуги его

Ныне охотиться будут и вслед выезжают за ней.

Гонят по времени года пригодных для жертвы самцов[172].

Те, что пригодны для жертвы, ныне самцы велики!

Князь лишь прикажет вознице левей колесницу держать,

Пустит стрелу и сразит он — все стрелы у князя метки.

Северным парком с охотой теперь отправляется князь,

Кони привычною рысью в четверке бегут, торопясь.

Легкая едет повозка, звенят в бубенцах удила —

Гончих собак и лягавых для травли она повезла!

БОЕВАЯ КОЛЕСНИЦА (I, XI. 3)

I

Для боевой колесницы кузов короткий — как раз!

Гнутое дышло красиво кожей повито пять раз,

В круге скользящем все вожжи[173], чтобы лежали ровней,

Посеребренные кольца держат тяжи из ремней.

Втулки длинны колесницы, шкура тигровая в ней,

Пегих, а к ним белоногих впряг он могучих коней.

Я, о супруг благородный, думой с тобою всегда;

Тверд, благороден, как яшма, сердцем же яшмы нежней!

В срубах дощатых ночуешь в дикой далекой стране —

Скорбь о тебе наполняет сердца изгибы во мне!

II

Мощные тучные кони — вся их четверка крепка,

Вместе ременные вожжи держит возницы рука.

Пегий с гнедым черногривым тянут в упряжке одной,

С ними — с боков — черномордый желтый, а с ним — вороной.

Верно, с драконом на поле рядом уперты щиты,

В посеребренные пряжки средние вожжи взяты!

Я, о супруг благородный, думой с тобою всегда,

Там, благородный и нежный, в городе варварском ты!

Скоро ли, скоро ль настанет вам возвращения срок?

Вся я душой истомилась в думах о том, кто далек!

III

Дружных коней покрывает тонкой брони чешуя,

Посеребренная блещет ручка тройного копья[174],

Щит разукрашенный в перьях длань прижимает твоя.

Кони с резными значками[175], в шкуре тигровой твой лук;

В шкуру тигровую накрест всунул два лука супруг,

Чтобы не гнулись, привязан к лугам упругий бамбук.

Я, о супруг благородный, думой с тобою всегда,

Лягу ль на ложе, встаю ли — в мыслях единственный друг!

Тверд и спокоен, я знаю, кто благороден и прям,—

Добрая слава о муже, знаю, несется вокруг.

ТРОСТНИКИ С ОСОКОЙ СИНИ, СИНИ (I, XI, 4)

Тростники с осокой сини, сини,

Белая роса сгустилась в иней.

Тот, о ком рассказываю вам я,

Верно где-нибудь в речной долине.

По реке наверх иду за ним я —

Труден кажется мне путь и длинен;

По теченью я за ним спускаюсь —

Он средь вод — такой далекий ныне.

Синь тростник и зелена осока —

Не обсохли от росы глубокой.

Тот, о ком рассказываю вам я,

Где-нибудь у берега потока.

По реке наверх иду за ним я —

Путь мой труден, путь лежит высоко-

По теченью я за ним спускаюсь —

Он средь вод на островке далеко.

Блекнет зелень в сини тростниковой.

Белая роса сверкает снова.

Тот, о ком рассказываю вам я,

Где-нибудь у берега речного.

По реке наверх иду за ним я —

Труден путь, я вправо взять готова;.

По теченью я за ним спускаюсь —

Он средь вод у острова большого.

ПЕСНЬ О ПОСЕЩЕНИИ ЦИНЬСКИМ КНЯЗЕМ ЧЖУННАНЬСКИХ ГОР (I. XI. 5)

Что сыщешь ты там, у Чжуннаньских[176] высот?

Там слива с катальтою горной вдвоем.

Муж доблести прибыл на этот хребет,

Он в шубе из лис, под узорным плащом,

И лик, точно киноварь, ал у него!

Его мы своим государем зовем.

Что сыщешь ты там, у Чжуннаньских высот?

Утесы да глади широкие плит.

Муж доблести прибыл на этот хребет,

Халат его пестрым узором расшит,