Шевалье - [38]

Карелли приехал, чтобы выразить сочувствие. Но оказалось, что он не мог его выразить, так как Морис решительно не говорил о своей жене и твердо менял тему разговора с личной на музыкальную. Спустя некоторое время Карелли отказался от своего намерения. Ему было трудно понять, что Морис чувствовал по отношению к своей молодой жене. На стене в его доме висел портрет его и Аполлонии, – написанный как раз после свадьбы. Все работы, написанные им за два года их совместной жизни, посвящались ей. Однако он не говорил о ней. Его душевное состояние, казалось, было ближе к гневу или экстазу, чем к печали.

В перерывах между кампаниями Карелли проводил время со своим другом, знатным венецианцем, таким же наемником, как и он, но не в изгнании. Франческо являлся сыном герцога ди Франческини, оставившим дом, чтобы стать кондотьером после того, как его отец вторично женился на женщине, с которой Франческо не мог ужиться. Теперь вторая жена умерла, и молодой человек приехал восстановить мир с отцом. Он пригласил Карелли с собой, чтобы тот, как буферное государство, принял на себя часть отчего недовольства. Отклонение во Флоренцию не было нежелательным для него. Он стремился отложить трудный разговор как можно дольше и помочь Карелли совратить его брата на несколько дней или недель для исцеления от печалей.

– В самом деле, – безучастным тоном как-то сказал Франческо, – почему бы тебе не поехать в Венецию вместе с нами? Это будет существенная часть твоего образования. Ни один музыкант не может считать себя состоявшимся, пока не побывает в Венеции, ибо именно там обитает душа музыки.

Морис слышал об этом от жителей всех городов Италии и слова Франческо не произвели на него должного впечатления, но тот настаивал.

– В Венеции мы живем для музыки. Каждое наше действие, начиная от утреннего пробуждения до отхода ко сну ночью, должно сопровождаться музыкой. Наша еда, питье, наши увлечения, праздники, свадьбы, похороны – все, что мы делаем. Нет никого в Венеции, кто бы так или иначе не занимался бы музыкой. Если три человека встречаются на углу площади во время вечерней прогулки, они сразу же образуют ансамбль и дают концерт, а прохожие присоединяются к ним. Тебе надо ехать в Венецию, мой друг, и чем скорее, тем лучше. Ты зря теряешь время здесь, во Флоренции. Во Флоренции музыка – только искусство. В Венеции – страсть. Это сама жизнь!

Морис слушал без всякого удовольствия, но Карелли нетерпеливо присоединился:

– О, поедем с нами, брат! Я уверен, что перемена пойдет тебе на пользу, она вдохновит тебя. Ты заплесневеешь здесь.

– Поедем и остановимся в моем доме или доме моего отца, – добавил Франческо, – он будет доволен и горд оказанной честью, если такой талантливый музыкант и композитор будет его гостем. Он большой покровитель муз, ты знаешь, и пригласит всех самых знатный людей Венеции послушать тебя.

В таком духе они обрабатывали его, и хотя Морис просто безразлично пожимал плечами, после того, как премьера его оперы в Пратолино прошла с более чем скромным успехом, он почувствовал себя охваченным страшным разочарованием. Во Флоренции он был счастлив и плодотворно работал. Но теперь все напоминало об Аполлонии. Без нее дворец казался менее блестящим и красивым, каким-то тусклым. Он обожал Аполлонию, она его вдохновляла, была его Музой. Во многих отношениях он мало знал ее, не мог точно сказать, что она действительно думала или чувствовала, ибо была для него символом, образом совершенства. Он возвел ее на пьедестал и поклонялся ей, не зная или не желая знать, что она состояла из плоти и крови. Без нее Флоренция ничем не отличалась от других мест. Он скучал, стал беспокойным и вскоре согласился поехать со своим братом и его товарищем в Венецию.

Багаж у Мориса был невелик: одежда, инструменты и рукописи. За два года он не побеспокоился приобрести что-нибудь. Одежду и безделушки Аполлонии он продал или раздал. Карелли думал, что он ничего не хочет иметь в память о ней, что даже отдал бы ребенка, если бы мог. Морис всерьез собирался отказаться от портрета, но Карелли настоял, чтобы его вытащили из рамы и упаковали, и именно Карелли нашел женщину, очень молодую вдову по имени Катерина Бирниси для ухода за малышкой. Они отправились в путь к концу июля, ехали медленно, останавливаясь в Болонье и Падуе, и прибыли в Венецию в середине августа.

Герцог принял их любезно в изящном дворце Палаццо Франческини, древнем здании из розового мрамора. Его прохладные изящные комнаты хранили сокровища, собранные за века: мебель, картины, серебряные изделия, фарфор, скульптуру и стекло – все это даже Мориса заставило изумиться. Первый разговор между Франческини и сыном был мучительный, но короткий. Франческо выдержал его, обнял своего отца и на коленях просил благословения, после чего был совершенно прощен и принят самым благосклонным образом. Как и предвидел Франческо, герцог был неимоверно доволен и горд заполучить такого гостя, как Морис. Морис был польщен тем, что герцог не только знал о нем, но также слышал некоторые его произведения и просил у него разрешения считать себя его покровителем.