Шествовать. Прихватить рог… - [50]
Мелькали вопросы Эрны, на чьем плече, представленном поцелуям августа, взошла печать мимолетности — голубая бабочка:
— Так кто же наш подопечный дядя? Ревизор, инкогнито? Мастер кисти — на этюды?
Юноша Петр читал в глазах девы пониженное приятие реального, неучтивость с обстоятельствами, касание меланхолии и, желая перелистнуть страницу, гладил сердитую по макушке и путал пробор.
— Корреспондент центральной газеты. Собирается поучать притчами из заштатных нравов.
От ближнего магазинчика под вывеской «Каждый день — сладость» оттирали Четвертую Молодость, затрапезно идущую к прилавкам, согревая опавшую грудь — живым туеском с горячим сердцем, собакой шпиц, обсыпанной огненным мулине. Из двери пускали ванильные, коричные, карамельные ароматы и шоколадные лозунги:
— А ну-ка отнимите! Лапы! Дама, разжевываю: для собак мы не существуем!
Марафет на Четвертой Молодости нервно натягивался — и лопался в дряблый, потекший абрикос, дрожащие капли румянца и завитки сурьмы, но закаленная не сдавалась и бузила любезностью.
— Вы, судя по всему, забыли надеть очки? Это кошка! Жаль, что вы не увидите, кто разделил со мной путь. Я хочу купить сладости! — старательно проговаривала Четвертая Молодость. — Я желаю жить не кислее, чем вы! А что у моей кисули цистит, который надо задобрить сладеньким, им плевать…
Туесовая собака и ее морковный начес и косицы тоже не смели молчать — и шипели, коптили и стреляли в заслон визгливое вау.
— А то постановщик золотых снов? — спрашивала Эрна. — Славно быть постановщиком. Приходит в голову — какая-нибудь вещица, и не обременяешься поиском, просто оповести, что без нее — все посмешище, кликни мышкой, распрями пять указующих хвостиков — и работяги-помощники, на худой конец бутафоры, тут же сложат к ногам. Главное в жизни — получить то, что хочешь. Вот ее высший смысл!
— То есть на вас — кошка? — колко сверялась шоколадная дверь.
— Персидской породы, — твердо отвечала Четвертая Молодость и перестегивала на туесовой собаке объятия. — А если я не куплю ваш опасный для здоровья товар и проживу дольше, чем вы надеялись, так я запомнила ваше лицо! Для благодарственных выражений! — и изгнанница глушила собаку-пламя патетическим троекратным поцелуем. — Ну, кисонька, не взвинчивай себя, рано или поздно у кошкодавов просрочит ассортимент…
Юноша Петр продолжал между словом и дымом дело исчезновения, и оттопыривал на Эрне какой-то кармашек и заправлял туда пучок ключей.
— Будь любым создателем, только вскарабкайся на должность. А не волшебнее — быть легким пером? Брать вожделенное — не черствым предметом, но описанием. Золотым! Слово «получать» остается, — и Петр улыбался льющемуся на него беззаветному свету. — Остыньте, мамочка, вам бы всех пихнуть в артисты. А вдруг он — оппонент к диссертации дочки, а сама курирует смежные зоны и плетет узлы — там? Или запущенный сельский сродник, нет, закадычник деревенской родни, прибыл — то ли улечься в градский госпиталь на операцию, то ли — туда же, однако, на профилактику…
Мимо перекачивалась продолжительная семейка, чьи командиры уже вошли в непроглядное, пока нижайший арьергард боронил улицу танком на веревочке, ему сопутствовали двое заботников — упревший старец с игрушечным ружьем на плече, с самолетом под мышкой и с нерасклеенным мороженым — наизготовке, а также высохшая на рысях балерина — с кульком яблок и банкой клубники, старая рысь подавала нижайшему — наливное, и отвлекалась, пока катает во рту, и опять догоняла — с надкушенным, а параллельно цепляла ягодку за зеленый бант и методично проталкивала — между расщепленным яблоком.
— Вскармливают бандита и террориста и заранее подольщаются, — отметила Эрна. — Знаешь, в чем винт отношений с яблоком? Сразу покажи ему зубы и презрение к его пышной истории. Расправься с ним, пока белотелое и не прикрылось ржавчиной, и лишь тут насладись победой. Не то превратишься в железо. Но этот едок непроворен и неразборчив… Это знак — нам? — спрашивала Эрна. — Нам лучше подольститься к приехавшему?
Упругий, завинченный спешкой гражданин мечтал на бегу об автобусе, подвалившем к остановке вдали, и кричал мерцающему по краю очкарику:
— Одиннадцатый прямо идет или поворачивает?.. — и повышал голос и скорость слов: — Одиннадцатый… прямо… или налево?..
Очкарик вздрагивал и недоуменно смотрел на бегущего.
— Простите, вы что-то сказали? Мне?! — изумлялся очкарик, обходивший дебри нутра своего, бередя, напевая, разбойничая, — и вдруг насильственно выброшен на голый асфальт, высосан — шквалом улицы. И рассеянно оглядывался и задумчиво повторял: — Одиннадцатый? Ни больше ни меньше!
— Прямо или налево? — вопил бегущий, уже оглядываясь назад, и почти разрывался на неравные половины, чтоб младшая, урезанная до уха, заслушала очкового, а экспансивная крупная успела втереться в автобус.
— Одиннадцатый?.. — и очковый волынщик растерянно отирал притупившийся лоб. — Не помню… Вообще-то я никуда не езжу одиннадцатым маршрутом.
— Может, стоило сесть в одиннадцатый — и мир бы преобразился! — усмехнулась Эрна. — Ты встречал его со столичного поезда или с сельской электрички, забрызганной рогатыми ливнями и животными?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Юлия Кокошко – писатель, автор книг “В садах” (1995), “Приближение к ненаписанному” (2000), “Совершенные лжесвидетельства” (2003), “Шествовать. Прихватить рог” (2008). Печаталась в журналах “Знамя”, “НЛО”, “Урал”, “Уральская новь” и других. Лауреат премии им. Андрея Белого и премии им. Павла Бажова.
В новую книгу Юлии Кокошко, лауреата литературных премий Андрея Белого и Павла Бажова, вошли тексты недавних лет. Это проза, в определенном смысле тяготеющая к поэзии.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Абсурд, притчевость, игра в историю, слова и стили — проза Валерия Вотрина, сновидческая и многослойная, сплавляет эти качества в то, что сам автор назвал «сомнамбулическим реализмом». Сюжеты Вотрина вечны — и неожиданны, тексты метафоричны до прозрачности — и намеренно затемнены. Реальность становится вневременьем, из мифа вырастает парабола. Эта книга — первое полное собрание текстов Валерия Вотрина.